Францевич постоянно подчеркивал, что Вольтеру в изложении истории России далеко не всегда удавалось подняться до уровня поставленных задач: он не показал связного хода событий, не передал сам дух преобразований, не удался Вольтеру, по мнению исследователя, и образ Петра I. «Вольтер не историк, а просто хороший исторический рассказчик», – выносил свой приговор Е. Ф. Шмурло. Однако в то же время он признавал, что в труде Вольтера «события русского прошлого… впервые изложены исторически, своим трудом автор первый открывал ряд действительно исторических сочинений о России»[115].
В центре внимания исследователя находился вопрос о сотрудничестве и полемике французского писателя с петербургскими академиками. В авторском изложении этого сюжета мастерски раскрывается личность Вольтера, «проникнутого сознанием своего царственного положения в литературе, ревниво оберегающего свою славу и с высоты величия пренебрежительно третирующего меньшую братию, допуская одно только раболепное восхищение и фимиам по своему адресу и никакой критики, никакого противоречия»[116].
Новаторская задача ученого состояла в том, чтобы пролить свет на взаимоотношения французского просветителя и его русских заказчиков, оценить восприятие его работы русскими критиками, прежде всего Г. Ф. Миллером и М. В. Ломоносовым. Потому важной частью книги Е. Ф. Шмурло, помимо глубокого исследовательского текста, стала публикация документальных приложений. Е. Ф. Шмурло впервые представил ответы на вопросы Вольтера, которые тот посылал в Петербург по ходу своей работы, а также критические замечания на его труд. Историка интересовало, какой материал направляли Вольтеру из России, какие требования предъявляли к нему как к автору, в чем петербургские академики поучали Вольтера, как вели они полемику с ним и, в конце концов, как французский просветитель использовал присланные ему сведения[117]. Особенно примечательны в этом плане довольно резкие ремарки Г. Ф. Миллера, которые он составлял для Академии наук, а та, в свою очередь, дополняла их и, облекая в более мягкую форму, пересылала Вольтеру. Е. Ф. Шмурло по этому поводу справедливо замечал: «Академия старалась тщательно избегать всего, что могло бы шокировать щекотливый слух самолюбивого автора “Истории России при Петре Великом”»[118]. Эта критика была особенно интересна для ученого, поскольку он считал, что конфликт между Вольтером и заказчиками труда о царе-реформаторе был изначально предопределен[119].
Разумеется, возможности Шмурло были сильно ограничены его эмигрантским статусом, невозможностью в ходе работы обратиться к архивным и библиотечным коллекциям, оставшимся на Родине. Так, он оказался оторван от вольтеровской библиотеки, которая, по признанию многих исследователей, была способна пролить новый свет на отношение французского писателя к России и ее истории[120]. Эту задачу уже в 1970-х гг. решала в своих работах Л. Л. Альбина[121].
Там же. С. 2.
См., например, подготовительные материалы ученого: Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 5965. Оп. 1. Д. 91. Л. 58.
ГАРФ. Ф. 5965. Оп. 1. Д. 91. Л. 8.
