могу различить Ленин плащ в вечерней толпе, и шелест шин по мокрому асфальту Невского, и дождь, апрельский, холодный, рябит зеленую воду канала.
Зеленая рябь сливается в глазах…
самолет скользит по траве в кабине дым скидываю фонарь отщелкиваю пристяжные ремни деревья все ближе дьявол удар я куда-то лечу
Туго ударяет взрыв.
Осуждение
– Любовь моя, осень, – изрекаю я. – Когда приходит знание и покой, весна раздражает, пора беспокойства, и я жду сентября.
– Ста-ре-ешь, – улыбается Анна.
– Так, – перестаешь проповедовать, что раньше было лучше, и это старость: ясность и смирение.
– Мужчина излагает кристально, – кивает бородатый из угла. Грязноволосые эстеты, мудрецы в поисках жратвы и аудитории, богема без искусства: шайка идиотов. Отыскиваю на столе невыпитую рюмку. «А в Швеции, – повествует мымра в свитере, – вместо «Нет выхода» над задними дверьми автобусов пишут «Выход с другой стороны» – чтоб уменьшить число самоубийств». Интеллектуи отдают дань проблеме самоубийств и мудрости шведов, переходя к обсуждению свободы секса. Все они гении в сослагательном наклонении. Моя причастность томительна. «Не злись, – трогает меня Анна, – лучше мы убьем время, чем оно убьет нас». Туда же.
– Мы сейчас пойдем в ту комнату и закроем дверь, – говорю, – или побудь-ка одна, моя юная грация тридцати восьми лет.
– С римской прямотой, – констатирует с удовольствием бородатый. «Вы умрете не от своей руки», – отворачиваюсь.
– Ты… ты… – Анна изображает готовность к эффектному жесту.
– Я? Подонок, мм? – Она охает: синяки будут. Идет покорно, опустив голову в своих химических волосах.
У Люды были не такие волосы.
Волосы такие… похожие, м-да… у Маринки были такие.
Волосы эти легко ласкают мое остывающее лицо. Потом она ложится, прижавшись, и дышит успокаиваясь. Сейчас захочет пить.
– Мы встречаемся, только когда я сама прихожу, – говорит она.
– Тем лучше, – соглашаюсь я. – Мы встречаемся по твоему желанию.
Принц из андерсоновской русалочки был осел, каких поискать. Русалочка была прекрасна, смертельно любила его – и не говорила ни слова, немая. Это ли не идеал женщины? Он женился на другой – надеюсь, получил по заслугам.
Прикосновение Маринки приятно. Смытые картинки тасуются… я слышу собственный всхрап и размыкаю веки. Она приподнимается. Я тяну одеяло.
– Я не нужна тебе, – с умеренной скорбью.
Началось; началось; ох!..
– Хочешь сливу? – остались.
– Ты не занят завтра?
– Я тебе позвоню.
Мне капает слезинка.
Из «Мира мудрых мыслей» я почерпнул, что «счастье есть удовольствие без раскаяния».
Она одевается у окна. У нее красивое тело.
– Ты не проводишь меня?
За окном фонарь, дождь; ее профиль изящен.
У Люды был не такой профиль.
Линия профиля
