по обращению, стати и чертам, люди благородных манер, высокого происхождения. И, как мне всегда казалось, я вроде бы должна легко, не задумываясь, находить слова и жесты, подобающие обществу и обстановке. Каноны поведения вписаны в самое существо мое. Но нет: аксиомы не действительны, законы отменены, правила не предложены. Я вновь – дитя несмышленое, и все, что выучено и затвержено за годы детства и юности, имеет здесь ту же ценность, что щелкунчик для кунжутных семечек.
Меньше всего на свете мне бы хотелось расспрашивать у обитателей замка о здешних правилах хорошего тона: «Скажите, как тут у вас принято парировать чтение тайных мыслей?» – или: «Что тут полагается делать между полдником и вечерней молитвой – и вообще, вы вечером как молитесь, в саду или на башне? Танцуете или играете на барабане? А слуг у вас призывают силой мысли, или мне положен серебряный колоколец?» Герцог недвусмысленно дал мне понять, что единственный способ разобраться – «смотреть внимательно». Оставалось лишь уповать на Рида.
В таких вот сумбурных чувствах меня вынесло на небольшую открытую галерею довольно высоко над землей. Отсюда открывался вид на южную замковую стену. Резной парапет ловко пришелся мне под локти, и я, не задумываясь, оперлась на него и рассеянно загляделась на расстилавшийся передо мной пейзаж.
С этой стороны к замку почти вплотную подступал ольшаник, прозрачный в эту зимнюю пору. Ясный утренний воздух и лес замерли хрустально. Мягкий двугорбый холм впереди теснил к замковым стенам узкую речку, сильно петлявшую меж валунов. Дымки над водой в этот аэна уже не было, но вода казалась явственно теплее воздуха. Смешливая болтовня реки унесла с собой окутавший меня сумрак, стало светло и бездумно. И тут к говору воды примешались знакомые голоса.
Из-за стены мне еще не было видно, но до меня долетел женский смех и басовые ноты мужской речи. И вот уж среди серебристых стволов замелькали знакомые синие одеяния. Лиц не разглядеть, но грива Ануджны, лисья верткость малютки Янеши и могучие плечи Лидана я узнала сразу. Кто же четвертый?
Анбе? Но нет, увы. Сегодня я, похоже, обречена лицезреть тикков образ всюду: прыгая по камням и размахивая руками, компанию дополнял Шальмо. Вы велели мне «просто смотреть», медар Герцог? Что ж, быть посему: стану, незримая, наблюдать.
Четверо, болтая и смеясь – ох, не надо мной ли? – подошли к крошечной песчаной отмели. Лидан через голову стащил с себя тунику, обнажив по-крестьянски крепкий торс, и остался в коротких свободных портах. Я засмущалась, хоть глаз и не отвела: не каждый день мне удавалось подглядывать за полуодетыми не слишком знакомыми мужчинами. Хорошо сложенными к тому же. Бабушка говаривала мне в детстве: «Подглядел на что не звали – быть очам потом в печали». Меня, будем считать, позвали, бабушка. Дамы о чем-то оживленно беседовали, не обращая ни малейшего внимания на забавы мужчин. Меж тем Шальмо последовал примеру Лидана, заголившись до пояса, спустился к самой воде, поплескал ладонью. Ануджна небрежно махнула рукой и заливисто расхохоталась. После чего запустила руку под свою буйную гриву, коротко
