и двинулась к дверям. Стараясь не дрожать от ощущения идущего за мной именно того, страшного надзирателя, я быстро подошла к дверям, резко дернув ручку, но стараясь не бежать. Нельзя в гимназии бегать, это наказывается.
Я уже почти почувствовала на себе руку надзирателя, когда увидела Витьку. В этот момент мне было совершенно наплевать на то, почему парень остался у аудитории, – он был моим спасителем. Не знаю, чем придётся за это заплатить, но сейчас я просто спряталась за его спиной. Я будто и не контролирую сейчас себя, будучи внутренне уверенной, что Витька не сделает мне ничего плохого и не принудит… Откуда я это знаю? Почему я в это верю?
Глава четвёртая
Вылетевшая из дверей аудитории Светка была в панике. Её ужас буквально хлестнул по нервам, когда я шагнул вперёд. Девушка спряталась за мной, как за стеной. Надо же, я кому-то кажусь спасением… Встретив недоуменный взгляд цербера, явно провожавшего Свету к двери, потому что так положено, я просто твёрдо посмотрел ему в глаза, на что тот пожал плечами и развернулся в другую сторону, закрывая дверь.
А вот у меня возникла проблема: Светка дрожала, я ощущал это спиной. Её надо обнять, но не сделаю ли я хуже? Ведь эта конкретная девушка боится прикосновений. Но, с другой стороны, ей очень нужно почувствовать хоть что-нибудь успокаивающее. Решившись, я очень осторожно повернулся и обнял Свету за плечи, готовый отпустить по первому её знаку.
Светлана просто прижалась ко мне плечом, продолжая мелко дрожать, при этом обречённо взглянула мне в глаза. Этот жалобный взгляд брошенного котёнка ударил меня сильнее пощёчины. Что же тебя так напугало, девочка? Понятно, что я не воспользуюсь твоим состоянием, но всё же, что случилось?
– Света, всё хорошо, ты в безопасности, – заговорил я, но она будто бы и не слышала меня. Значит, нужно время.
Продолжая удерживать девушку за плечи, я осторожно повёл её куда-нибудь, где никого нет и уж точно не будет. Сейчас важно её успокоить, разбираться можно и потом. Вот с успокоением наметились проблемы, даже возникло ощущение, что Света не может говорить от пережитого ужаса. Такое бывает, я читал. Шоколадку бы ей сейчас или леденец, чтобы просто отвлечь.
– Экзамен закончился, скоро будет последний, и… домой, – сам не ожидая от себя, я запнулся. Ну, у неё-то наверняка дом есть, а у меня никакого дома не предвидится. Ибо дом – это там, где ждут, а меня никто нигде не ждёт.
Почему она вздрогнула от этого «домой»? Откуда эта обречённость? Иногда девчонок совершенно невозможно понять, но, наверное, за это их и любят. Надо усадить её, попытаться подыскать слова, при мне она точно плакать не будет, даже если хочется. Наши девчонки крайне редко позволяют увидеть себя настоящих, как и мы, в общем-то. Лицемерие вокруг, сплошное лицемерие.
Завёл её в пустую аудиторию, усадил на стул, выпустив из рук, хотя этого делать ужасно не хотелось. Но надо. Светлане неприятны прикосновения, хотя можно попробовать погладить. Иногда
