не будет
Обмана меж нами,
Я жду здесь судьбу
И привык к поворотам.
И хватит считать, что за маскою тихой
Скрывается кто-то, готовый прогнуться.
Мне выжить придётся в игре этой дикой,
Чтоб счастье найти
И в любовь окунуться.
На ветке дерева начинали набухать почки. Под порывами ветра она скользила вдоль серой стены бетонного забора и тянула за собой свою тень. Артём изучил эту веточку в таких деталях, что готов бы был поклясться, что знает о ней всё. Само дерево стояло по ту сторону забора, и молодой человек иногда дорисовывал в своём воображении недостающее. Ветка и забор – это был весь внешний мир, доступный ему. Забор был неинтересным и мёртвым, дерево же жило и двигалось в пространстве и в сезонах. Оно уже являлось ему просто чёрным, чёрным и мокрым, чёрным и осклизлым, чёрным и остекленевшим. Иногда оно обрастало белым инеем и сосульками, сливаясь с забором. А вот теперь дерево просыпалось, набухая почками и готовясь жить. Его желание передавалось Артёму и создавало настроение весны.
Артём плохо сочетался с местной обстановкой: его яркие и тонкие аристократические черты резали глаз на фоне облезлых стен. С первых же дней госпитализации он создал между собой и остальным больничным миром приличных размеров дистанцию, а желающие её преодолеть наталкивались на прямой взгляд тёмных глаз и приподнятую в изломе тонкую бровь. Не способствовал сближению и дорогой спортивный костюм, который в те времена считался роскошью, но при данных обстоятельствах был унижен до роли пижамы. Отстранившись от соседей по палате, Артём даже подушку на своей кровати положил так, чтобы смотреть не в сторону двери – как все остальные, а в сторону окна.
Пока наш герой витал в своих мыслях, его соседи обсуждали подготовку какой-то шутки с новым санитаром. Они неприятно и едко смеялись, вгоняя друг друга в азарт предстоящей авантюры. Шутки были заезженными и глупыми, но разве им запретишь?
– Да вы угомонитесь или нет? – окрикнул их сосед Артёма по кровати, Фёдор Иванович, – Оставьте вы пацана в покое. Сами же раздразните, а потом ныть будете, что он на вас срывается.
– А что он нам сделает? Ты его видел, Федя? Студент. Его сразу надо на место поставить, – выделился из заговорщиков Женя, оклемавшийся наркоман и инициатор затеи, человек молодой, тощий, наглый и вёрткий. Он называл всех по короткому имени, невзирая на возраст и пол.
– Ну ставь, ставь. А я понаблюдаю, – проворчал Фёдор Иванович, – Пацан здесь тоже не от хорошей жизни – родителям помочь, денег подзаработать. А вы тут спектакль устраиваете.
– Мы ему не будем мешать. Пускай работает. Только пусть сразу поймёт, что его территория за стойкой заканчивается. Тебе же жить легче будет, если он мир как надо увидит.
– Ты его правильно увидел, мир-то? В себе бы сначала разобрались, а потом к другим лезли, – буркнул Иваныч, отворачиваясь на другой бок и упрессовывая узловатым и тяжёлым кулаком подушку.
Фёдор
