Вы ждете в библиотеке, да? – крикнул он, надевая куртку у подножия лестницы. – Я его привожу.
Из окна мы смотрели, как старик пересекает белую целину, оставляя в сугробах провалы следов. По традиции, у него с собой был директорский дробовик – незаряженный, на ремне свисавший с левой руки. На Эндере была его обычная куртка, отороченная светло- и темно-серым мехом – в тон его седине. Дойдя до ворот, он заговорил с мальчиком через железные прутья.
Каждый новоприбывший должен был назвать пароль, который директор менял раз в сезон, обычно это была поэтическая строчка или цитата из его любимого произведения. У нас с Маккинни пароль был одинаковый: “Пойдем на восток, в родные края, одни, помня тебя”[2]. У Петтифера – “Мы – как ныряльщики в чистейших водах. / Нам лишь бы одряхлевший мир скорей / Покинуть”[3]. Куикмену достался перевод из Хюсейна Рахми Гюрпынара[4] – турецкого писателя, чьи сочинения были академическим фетишем директора, – впрочем, Куикмен утверждал, что дословно цитату не запомнил. Бедному Эндеру приходилось учить эти пароли каждый сезон, на английский остальных работников можно было не рассчитывать. В голове у Эндера, вероятно, понамешалось столько обрывков стихов, что он дал бы фору даже нашему испанцу. Впрочем, за годы службы у него ни разу не возникло необходимости стрелять. Уж слишком хорошо работала система. Любой, кто звонит в ворота Портмантла, должен знать правила входа. В противном случае его заставят повернуть обратно под дулом дробовика.
Фуллертон беззвучно произнес пароль, и старик его впустил. Мальчик ступил на территорию усадьбы и, прищурившись, посмотрел в окно над верандой, где стояли мы. Если он и увидел нас, то не подал виду. Он терпеливо ждал, пока Эндер запрет ворота, после чего они гуськом стали пробираться к главному входу.
У крыльца Фуллертон потопал ногами, отряхивая снег, и перекинул мешок на другое плечо. Затем оглянулся туда, откуда пришел, словно ворота были чертой между настоящим и прошлым и ему требовалось несколько мгновений, чтобы прочувствовать всю важность происходящего. Мы наблюдали эту странность и у других. Когда-то, так давно, что уже и не вспомнить, каково это было, мы тоже оборачивались у крыльца.
– Пора двигаться, – сказала Маккинни.
Пройдя по коридору, мы вошли в темную библиотеку, где пахло классной комнатой и теснилась до нелепости разномастная мебель. Я раздернула портьеры и включила настольные лампы. Петтифер и Куикмен, опустившись на корточки у камина, обсуждали, не развести ли огонь.
– Как долго от нас требуется изображать радушных хозяев? – поинтересовался Петтифер. – У моих изысканных манер короткий срок годности.
– Давайте уже разжигайте, – сказала Маккинни. – Ему надо согреться.
– По-моему, – вздохнул Петтифер, потянувшись за поленьями, – в последнее время люди как-то слишком часто пользуются плодами моих трудов.
Куикмен пихнул его в бок:
Из стихотворения английского поэта Руперта Брука (1887–1915) “День, который я любил”.
Из сонета Руперта Брука “Мир”. Пер. А. Серебренникова.
Хюсейн Рахми Гюрпынар (1864–1944) – классик турецкой литературы, долгое время живший на острове Хейбелиада и похороненный на местном кладбище.
