отвечает мужчина, включая свой шедевр. – Я сейчас делаю заказ для армии. Здесь усиленные пневмо- суставы и реакция на импульс ускоренная.
Судорожно соображаю, сколько за такую радость придется отдать талонов.
– Поэтому бесплатно, – заканчивает свою речь Дорогуша.
– Что?
– Бесплатно. А ты потом мне расскажешь, что понравилось, что улучшить. И аккуратно с ним. Он может кочергу переломить, поэтому хрупкие вещи и чужие конечности в нем не сжимай.
– Дорогуша… я… ну прости, что вчера огрызнулась. И вообще… прости…
Именно сейчас стоит сказать что- то хорошее, доброе, нормальное, но мой словарный запас почему- то иссяк. Хорошо, что собеседник у меня не дурак – понимает, о чем я.
– Ну, если что… ты теперь знаешь, где я живу.
Его мраморные глаза сейчас, наоборот, кажутся серыми с синими крапинками. Они глядят многозначительно. А рука врача все еще держит меня за протез, словно он вот- вот хочет поцеловать титановую кисть. По моему загривку снова крадутся мурашки.
– Это ужасно… – опускаю взгляд. – Я замужем… у нас ребенок…
– Я в хорошем смысле… если что, я рядом. Слышишь?
Этой ночью меня терзают снова видения из прошлого. Вижу во сне, как нашу роту окружило полчище гидравлических пауков. Я тогда встала, закрывая собой проход. Хотела выиграть время для живых людей. Я знала, что пауки запрограммированы щадить женщин. Но видимо, один был сломан. Он выстрелил мне в грудную клетку. Снаряд был такой мощный, что бронежилет не смог удержать всю ударную силу. Я пришла в себя уже в палате.
– Вы что- нибудь чувствуете?
Видела, словно в расфокусе, и слышала все отдаленно… рядом сидел молодой медбрат. Даже во сне его черты неуловимы.
– Я хотела умереть, – прошептала я, облизывая сухие губы.
– Ну, значит, не в этот день.
– Как вас зовут? – после наркоза я соображала плохо.
– Василек, – его рука держала мою и стала еще горячее.
– А я Лютик…
Тогда мы с незнакомцем поцеловались. Это был самый нежный поцелуй в моей жизни. Возможно, потому что все происходило сквозь толщу наркоза.
– Да хватит со своим Васильком миловаться! – толкает меня Роднуля.
– Прости. Это было давно и неправда.
– Но вспоминаешь до сих пор…
И хотела бы найти медбратика, соратника по непростому делу. Когда я окончательно пришла в себя, рядом уже никто не сидел. Я себе выдумала Василька с широко распахнутыми глазами и мягкими губами. Нет такого человека в природе…
– Какого хрена он вечно орет? – утренняя симфония в исполнении сына и мужа начинается спозаранку. – Его же лечат! Разве нет?
– Не хочу в сад! – Милашка трясет ногами так, чтобы я не смогла натянуть ему колготки насильно.
Шандор психует и швыряет свою сумку так, что из нее вылетают документы. Черные глаза супруга искрятся праведным гневом. В такие
