испортила кастрюлю утром и порвала детские колготки.
Вспоминаю злое лицо Роднули. Сейчас уже утренние события кажутся анекдотом.
– Почему же неумеха? – весело спрашивает мастер. – Ты просто усердно выполняешь задачи.
Нервное начало дня находит выход в немного истеричном смехе. Дорогуша тоже хохочет. Потом выдает мне пачку капсул.
– Что это? – удивляюсь еще одному подарку.
– Это от анемии.
– Не надо.
– Возьми, пожалуйста. Это плата тебе, как испытательнице.
– Скажешь тоже..
Встаю, но врач все равно засовывает в мою медсумку витамины.
– Я спросил твой диагноз у Милочки. Так что не увиливай. Идем, я тебя провожу, пока ты нигде не упала.
Дорогуша ниже Роднули. Возможно, поэтому кажется более широкоплечим. Мне становится неловко, что сравниваю чужого мужчину с мужем. Дома перед сном ставлю титановую кисть на подзарядку. В гнезде для обрубка моего запястья вдруг нащупываю какую- то геометрическую фигуру. Изучаю в ярком свете лампы неровность поверхности. Это гравировка в виде сердца. Мурашки теперь забираются мне под кожу, заставляя испытывать что- то давно забытое под слоем пыли прошлого.
– Как ты ничего не заплатила? – муж нервничает, наконец, заметив мой слишком дорогой протез.
– Это экспериментальный.
Роднуля характерно трет переносицу, закрыв глаза. Не верит мне. Потом отравляет фирменным ядовитым взглядом. Следующие трое суток он со мной не разговаривает. Я не могу нормально отстоять свою честь. Протез, конечно, не экспериментальный. Не будет же Дорогуша оставлять солдату послание в виде сердечка. Да и каждый раз, как вспоминаю его синие глаза, начинаю краснеть.
– Что ж… судя по анализам, у нас две новости… – невролог изучает длинные листы.
– По классике: хорошая и плохая? – интересуюсь устало.
– Возможно. Первая новость… мы не от того лечили.
Вздыхаю, представляя, как будет орать Роднуля.
– Вторая состоит в том, что нужна операция. Врач торопливо и загадочно пишет свои закорючки в направлении. Читаю предписание на улице и чуть не падаю то ли от того, что ухает мое сердце, то ли от того, что уровень железа еще слишком низкий… Операция в Будапеште.
– Волшебно! Шедеврально! – муж бушует вместе с бурей за окном. – Лечили не от того. А ты куда смотрела? Ты же тоже врач!
Чувство вины – мой верный спутник – ворочается холодной змеей в груди, под титановыми ребрами. Милашка перевозбужден от криков. Начинается привычная котовасия. Я в тысячный раз слушаю, что наш сын больной выродок, а я не умею обращаться с детьми.
– Я, вообще, не уверен, что Мартон от меня! – Роднуля выходит на новый уровень агрессии и обвинений.
Брошенная фраза страшнее гранаты. Она рвет мне сердце. Протез, сынишка, дождевик – все, что мне нужно. Я бегу к Мотыльку сквозь стену дождя, прижимая правой рукой плачущего ребенка. Но у сменщика в гостях – любовник.
– Прости…
