с мёртвым лицом. Ну уж, что есть, то есть.
В тот вечер Алешка задержался в совхозе, возвращался поздно. Апрельский вечер ласково ложился на отдыхающее село, обволакивал первым теплом и ароматами, обманывал нежным ветерком, и Алешке вдруг показалось, что жизнь вовсе не кончилась. Что она будет ещё, эта самая жизнь, настоящая, полная и радости и горя, но живая, истинная, а не это существование неживых тел. Дом был ярко освещен, хотя обычно Галинка тщательно везде гасила свет, и не из-за экономии, а просто потому, что так, в темноте, ей спокойнее было, понятнее. Алешка удивился – отец был на дежурстве в ночь, жена гостей не принимала, а тут. Он прошёл в сени, открыл двери, хотел было крикнуть жене, чтобы та забрала банку с подсолнечным маслом, что он купил у тётки Александры, но то что он услышал (а Катарина говорила громко, не стесняясь) заставило его остановиться, прислушаться.
– Так ты от него и не родишь. Хоть тресни, даже не пробуй. И не потому, что ты не можешь, или он не может. Нет. Просто вы больше не соединитесь. Никогда. Хочешь родить, ищи мужика. Ему и знать будет не обязательно, тебя, вон, в санаторий посылают, ты и поезжай. А там не зевай. Там мужик голодный, найдёшь. А как лучше обрюхатиться, я научу.
Галинка что-то отвечала, терпеливо, согласно и Алёшка понял, она не против. Вернее даже не так, она сделает это. Обязательно.
…
Из санатория Галинка приехала совсем другой. Зелень глаз вернулась, но только стала немного другой, не яркой, бесшабашной, а чуть грустноватой, тайной, лиричной. Она немного поправилась, скорее, чуть округлилась, и это ей шло, красило, делало её тело упругим и заманчивым. И вообще, какой-то явный колдун провел над женщиной своей колдовской палочкой, заменил, осветил, дал жизнь…
Алешка все понимал, но молчал. Ему измена жены была совершенно не важна, не трогала. Если она вообще была. Но и выяснять это он не собирался.
– Слушай, Алешк. Я бы на работу вышла, как думаешь? Только посерьёзнее чего, не то что ты мне навязал тогда. Хочу расти, может, потом учиться буду.
– У нас должность осеменителя коров свободна. Пойдёшь? Это профессия, тебя учить будут.
Галинка прыснула, как девчонка и Алёшка невольно улыбнулся в ответ, тыщу лет он не видел, чтобы она улыбалась.
– И ничего смешного. Что ты ржёшь – то. Ещё не каждый сможет.
– Я и не ржу. Пойду.
ГЛАВА 10. ГОРОД
– Ты, Леха, вот чего. Манатки сложи, в техникуме ждать не будут, сами позвонили, говорят, что коль есть у меня кандидатура, так слать. А ты самая что ни на есть кандидатура, зоотехник второй нам позарез. Так что, быстренько, собрался. Поехал.
Николай Михалыч, председатель, шутить не любил, быка брал разом за рога, и хватка у него была железная. Алешка понял, ему не отвертеться, да и вертеться ему не очень-то хотелось, потому что вдруг, ненавязчиво и само собой сбывалась его мечта.
