Волчегорскому пришлось прижаться спиной к перилам моста. С тех пор как похоронил жену и остался один с ребёнком, он стал бояться случайностей. От случайной мысли, что его Егор может остаться сиротой, сердце обливало ужасом. Он едва не сверзился головой вниз, когда с ноги соскользнул чёбот.
– Эй, дядька, не зевай! – весело выкрикнул пострелёнок в холщовом рубище. Подскочив ужом, он успел спасти пропажу и весело подкинул вверх.
Одной рукой Маркел перехватил чёбот:
– Спаси тебя Христос!
Пока переобувался, люди толкали в спину и в бока. Казалось, что в это утро Петербург превратился в растревоженный пчелиный рой, что гуртом собирается вокруг своей матки. Бежали мужики, бабы, девки. Матери на закорках тащили малышей. Проталкивались вперёд босоногие ребятишки.
Где-то за спинами мастеровых ему почудилось знакомое лицо блаженной, очень спокойное посреди всеобщего кипения. Как всегда, она была одета в красную юбку и зелёную кофту. Маркел подумал, что надобно держаться поближе к ней, чтоб в случае чего оборонить от толпы. Но его уже оттеснили к другому краю.
– Царицу убили! – вдруг выкрикнул чей-то голос посерёд людского моря.
– Заговор, заговор… – пролетел по головам шёпот и стих в водовороте толпы.
– Не зря проклятущий Пётр Третий Миниха с Бироном вернул, снова грядут кровавые времена! – возбуждённо вещал господин в старомодном парике. Толпа влекла его вперёд. – Помяните мои слова: быть худу!
– Слово и дело! – петухом клёкнул невзрачный мужичонка в лаптях без онучей. Видать, забыл накрутить второпях.
Два рослых парня шутейно ткнули мужичонку под бока:
– Доносчику первый кнут!
И почти сразу, перекрывая звуки, коровьим рожком загудел густой бас, ровно диакон молитву вывел:
– Да здравствует государыня Екатерина Вторая!
– Да здравствует!
– Виват императрице!
– Виват! Виват! Виват! – вихрем закрутилось в накалённом воздухе.
Казалось, высеки искру, и мост полыхнёт ярким пламенем вместе со всем честным людом.
На Петропавловской крепости пробило десять часов. И вдруг стало боязно: куда-то сейчас пойдёт Россия-матушка? Вправо ли свернёт, к голштинцам, влево ли, замиряться с королём шведским, либо двинет прямо, своим путём, до сибирских лесов, не оборачиваясь и не оглядываясь?..
Крики на Дворцовой площади нарастали, и скоро неясный гул перерос в громадный вал тысячи глоток, что дружно орали единое имя:
– Екатерина! Екатерина!
Вдруг откуда ни возьмись навстречу рванулась ватага мальчишек, и каждый пострелёнок прижимал к животу островерхую шапку, похожую на шутовской колпак.
– Откель несётесь, как заполошные, поди, ограбили кого? – растопырила руки баба в широком сарафане, расшитом понизу красной тесьмой.
– Не
