себе надрываются, быстрее закончатся силы. Я танцорка и в горелки вперёд всех бегала, им меня нипочём не изловить», – не приостанавливая бег, думала Наташа.
Она всё рассчитала точно, и когда повозка сделала поворот у берёзовой рощицы, выскочила наружу и стремглав понеслась прочь. Ветки деревьев хлестали по лицу, раздирая волосы. Пусть в болото, пусть в омут, пусть медведь задерёт, только не в руки князя.
«Живой не дамся», – решила она сразу же после того, как управляющий приказал ей идти на выход. Пока собиралась и целовала на прощание Цирцею с заплаканными глазами, намерение убежать стало обрастать плотью и напитываться замыслами. О беглых мужиках она частенько слышала, но чтобы девка, да ещё актёрка?! Её половина местных дворян в лицо знает! У родителей не спрячешься – там сразу поймают, да ещё всех стариков в деревне изувечат[27].
Оставалось подаваться в Санкт-Петербург. Город большой, кипит народом, среди толпы легко затеряться. Да и прокормиться легче – хоть кто-нибудь кинет корку хлеба.
«Только бы собак по следу не пустили», – с неистовой скоростью прокручивалось в голове. Чтобы передохнуть, она на миг оперлась ладонями о колени, попутно глянув назад на преследователей, которые безнадёжно отстали. «Им ведь тоже, поди, не поздоровится, – неприятно толкнуло в груди. – Как пить дать накажут за моё бегство. Простят ли они меня когда? Не по-людски я с ними поступаю. – Она облизала пересохшие губы. – «Господи, подскажи, как поступить? Подай знак!»
И словно в ответ на её мольбу позади раздался звериный рык лакея:
– Зараза! Если не сдашься по-хорошему, то скажу барину, чтобы собакам тебя скормил!
Наташа перекинула ногу через поваленное дерево, змейкой соскользнула в овраг и увидела впереди блестящую ленту реки с крутым спуском.
Теперь точно не поймают, особенно если удастся переправиться на другой берег. Добраться бы ещё до Петербурга да сообразить, в какую сторону двигаться. Спасибо, что сейчас лето – деревенскую девушку лес и прокормит, и укроет.
К Петербургу Наташа прибрела вместе с осенью. Вода в реках была ой как холодна. Но всё же она нашла в себе мужество вымыть косы и постирать одежонку. Платье, в котором сбежала, она выменяла у какой-то старухи на домотканую сорочку и истрёпанный сарафан, некогда вышитый по подолу «гусиной лапкой».
По дороге сперва прибилась к трём странницам-монахиням и некоторое время брела вместе с ними. Монахини попались въедливые, а на исходе третьего дня старшая, мать Феофила, спросила с хитрецой:
– Признавайся, как на духу, небось ты беглая?
Пришлось на первом же перекрёстке свернуть от них в сторону.
Потом, на счастье, её подхватила артель шерстобитов, что шли обустраиваться в Санкт-Петербург вместе с жёнками. Артельным старшиной оказался седой дедок, похожий на гриб-боровик. Ростом мал, а руки, что рачьи клещи – схватят, не отпустят.
Он с одного взгляда раскумекал, что она беглая,
За укрывательство в деревне кого-либо из беглых крепостных старший член семьи с каждого двора подвергался наказанию плетьми.
