имело нежелательные последствия не только для Церкви в России, но и для самой эмиграции. Даже без упоминания Романовых данный документ все равно оставался монархическим. При этом он не отражал мнения всего русского зарубежья – далеко не все русские изгнанники, будучи верными чадами Церкви, сочувствовали монархическим идеям. Данное воззвание стало одним из шагов на пути раскола русской эмиграции. Карловацкий Собор, вместо того, чтобы встать выше политических распрей, вместо того, чтобы объединить всех русских эмигрантов, независимо от их политических воззрений, встал на сторону одной из партий – на сторону приверженцев царской власти.
§ 4. Высшее Церковное Управление заграницей после Карловацкого Собора
Зарубежные архиереи не подозревали о роковом значении послания «Чадам Русской Православной Церкви в рассеянии и изгнании сущим». Ничто не предвещало того, что ВЦУ скоро будет упразднено. В начале 1922 г. за границей стал известен указ № 362, что видно из протокола Заграничного ВЦУ от 24 января 1922 г., который подписан митрополитом Антонием, членами Синода – епископами Гавриилом (Чепуром) и Михаилом (Космодамианским), а также секретарем ВЦУ Е. Махароблидзе. Согласно постановлению Синода, указ необходимо сообщить «всем Преосвященным Российских Заграничных епархий, начальнику Российской Духовной Миссии в Японии и управляющему военно- и морским духовенством»[191]. Понятно, что получение этого указа только укрепило мнение зарубежных иерархов в незыблемости их положения.
Вскоре после этого, в феврале 1922 г., от имени закрывшегося Собора появилось послание к Генуэзской Конференции, где содержался призыв бороться с большевизмом. Хотя Карловацкий Собор и уполномочил свой Президиум составить послание «ко всему свету», сам текст послания, приуроченный к Генуэзской Конференции, соборно, конечно же, не обсуждался[192]. Наверное, это было к лучшему, ибо в случае участия в составлении текста Трепова, Маркова и других послание могло быть намного более жестким и эмоциональным.
Трудно сказать, в какое время Патриарх Тихон познакомился с посланиями. Хотя воззвания и были опубликованы, неизвестно, когда он смог их прочитать. Доподлинно известно лишь то, что зимой 1922 г. Патриарх знал о направленности Собора. «Дошли слухи до нас, – писал Святитель митрополиту Евлогию 30 января 1922 г., – о бывшем Соборе за границей. Постановлений его не знаем, но “послание” встретило протест и на Соборе, судя по статье А. Филипова». Бесспорно, Патриарх знал, о чем говорилось в Соборном послании. Ему было известно и то, что послание имело противников. И все же никакого намека на осуждение Собора в письме Патриарха нет. В этом же письме чуть ниже следуют слова: «Братски приветствую Высокопр[еосвященнейшего] Антония»[193]. В письме Патриарха Тихона митрополиту Евлогию от 20 марта 1922 г. также содержатся приветствия «М[итрополиту] Антонию и братии»
Артемов Н., протоиерей. Постановление № 362. С. 145.
Текст послания см.: Митрофанов Г., священник. Православная Церковь в России и в эмиграции. С. 94.
Переписка Святителя Тихона Патриарха Всероссийского и митрополита Евлогия (Георгиевского). 1921–1922. С. 109.
