мысль упорно противились. Бороться без надежды на победу – так можно выразить его позицию. Несмотря на всю фаталистичность картины движения от цветущей стадии к вырождению, он еще надеялся, что не все потеряно, что Россия затормозит и свернет в сторону от пути Запада. «И пусть тогда бушующий, гремящий поезд Запада промчится мимо нас к неизбежной бездне социальной анархии» (16, с. 157), а мы должны вовремя оторваться от этого поезда, за который так охотно цепляются другие.
С этим согласуются такие его оценки: либерализм в России приведет к социальному взрыву, а конституция – к социальному перевороту, новой пугачевщине, еще ужаснее прежней. Чем дольше мы останемся без конституции, тем лучше для силы государства и тем опаснее будет Россия для своих восточных соседей. Вопрос продления жизни смертельно больной России должен решаться политическими средствами, далекими от христианского милосердия.
§ 2. Византизм и русская государственность
В византизме Леонтьев нашел ответ на вопрос, как достичь величия России на путях суровой реакции, если славянский этнический материал не подходит. Этому посвящена его основная книга «Византизм и славянство». Термин «византизм» или «византинизм» (нем. Byzantinismus) введен в широкий оборот западными авторами для критики политизированного христианства, в качестве примера которого была избрана Византия. Византизм означает здесь системно выстроенное единство империи и Церкви с приматом империи, лишающей Церковь возможности свободно свидетельствовать Истину во всей ее полноте и действовать согласно Истине. Один из этих авторов Я. Буркхардт обвинял Византию (т. е. православие в Византии) в насаждении греховного духа прислужничества власти. Как он думал, невозможны никакие формы государственного христианства, безупречные с точки зрения евангельского идеала, а если таковые появились, их нужно поставить в один ряд с языческими империями прошлого или исламскими режимами. В результате таких рассуждений Византии, а значит и ее наследнице России, нет места в Европе, которая отделила светское от духовного, чтобы открыть пути рационализации и модернизации общественной жизни.
Петр Чаадаев тоже писал о Византии нечто подобное. Внимательно ли читал Леонтьев Буркхардта, трудно судить, но в полемику по вопросам византизма он вступил как защитник того, с чем Буркхардт спорил. На первое место Леонтьев ставил политические аргументы. Когда император Константин и его преемники создавали Византийскую империю, рассуждал Леонтьев, им достался очень плохой человеческий материал, продукт разложения поздней античности. Тем не менее Византии удалось на Востоке спасти положение, поставив древнее православие на службу империи, превратив его в строгий религиозный уклад. Византия простояла до XV в. – на тысячу лет дольше Древнего Рима. Если мы примем византийский имперский идеал, делал вывод Леонтьев, то сможем надолго приостановить процесс деградации, хотя и не навсегда.
«Византизм в государстве
