жеребенка, сказывают, что двухсердешный, летит как стриж? Мне Сонин дозволил к нему приходить. Завтра пойдем вместе. Да-а, конька бы себе такого.
– Эй вы, стригуны, не пора ли спать, – пробурчал Петр.
– А Тарабановы купили сноповязку, жатку-самосброску и молотилку новую, – не унимался Журавушка.
– Знаем, отчего он прет в богачи: хлопнул в тайге золотарей, вот и почал рваться вперед.
– Гневится бог на Макара Булавина, – сменил разговор Журавушка, – не везет старику. То одного сына торскнули на войне, то Серьга, тут стара умерла. Утонула Фроська. Говорят, что он умом спятил, стал искать все беды в звездах.
– Не оговаривай Макара Сидорыча! – осадил говоруна Петр.
– Отрекся будто он от бога. А сказал, что ежли есть бог, то нет в нем добра. Бога надо искать не в небе, а в человеке, в доброте человеческой. Есть слух, что Фроська не сама утонула, что ее кто-то утопил, чтобы доконать дядю Макара. Наши могут на такое пойти. Твой отец, Устин, не дружно живут с дядей Макаром-то. Отлучить от братии – это страшно, – говорил Журавушка.
– Да, Макар сказал, что не на бога надо уповать, а на зло людское. Ведь отчего первый сын его погиб? Оттого, что восхотел мой отец послать наших добровольцев. А отчего Серьгу медведь задавил? Оттого, что эти два брандахлыста, Селивонка и Яшка, струсили и бросили его на съедение зверю. От горя умерла старуха. А Фроську наши утопили. Это уж точно. Ты правду сказал, про то мне и баба Катя долдонила. Лишним стал Макар средь наших. Чернокнижник, то да се. Но тронуть его боятся. Будут предавать анафеме. Эк напужали! Уйдет на пасеку и будет жить да познавать течение звезд, от них зависит судьба человека.
– Он пропадет или нет, а уж ты-то точно, Устин, – буркнул Лагутин и повернулся спиной к костру, – потому что под Макарову дуду пляшешь.
– Пусть пропаду, но чести своей не уроню. А Тарабанов убивец, за то молится с радением.
– Обрыдло, побратимы, ну чего перемываете кости добрым людям, – заворчал Лагутин, поднимаясь. Красавец, прямой нос, голубые глаза, лицо обрамляла пушистая бородка. – Суесловите, а что толку. Пошли трясти мордушу, набилось поди – не поднять.
– Поднимем, ты троих заменишь, – хлопнул ладонью по спине Петра Устин. Лагутин бросился на него медведем. Высокий, широкоплечий, мог бы смять враз Устина, но тот поднырнул под руку, врезал по заду, снова увернулся. Дал подножку, Петр растянулся на жухлой траве. Вскочил, поймал Устина, началась возня. Устин ужом вывертывался из-под Петра. Наконец оседлал его, приказал:
– Вези до заездка, пешком не пойду.
– У, увертыш. Сиди ужо, довезу.
Довез, на берегу схватил Устина за пояс и хотел бросить в протоку, но тот клещом вцепился в пиджак – не оторвать.
– Клещастый ты какой-то. Ладно, иди с миром.
– Эхе-хе, – по-стариковски выдохнул Журавушка, – и поиграть-то нам некогда. Хохлята до бороды в пыли возятся, а мы с мальства в работе. Зато у нас лаковые сапожки, гордость у нас.
– Толкнул
