шкуры. Арсе все сделал, чтобы хорошо встретить хозяев. На стене была прибита тигровая шкура, так головам теплее.
– Когда добыл? – спросили побратимы.
– Три солнца назад ходи. Его шибко хочу кушай, сюда ходи, пугай Арсе, потом моя тропа ходи, снова пугай Арсе. Раз моя говори, два говори, его не понимай. Тогда моя скажи, ты плохой люди, и посылай башка пуля. Зачем плохой люди земля ходи? Плохой ламаза.
– Правильно, Арсе, плохим людям не место на земле. Тарабана бы так же.
– Ладно, Устин, молчи, придет срок – накажем. Иди топи баньку-то, сам заикнулся.
Охотники прибрали продукты, боевые припасы, самоловы. Устин вытопил баню. Сказал Арсе:
– А ну, Арсе, иди сюда, вот я ножницы прихватил, сейчас твою косу чик-чирик, и все вши в печь пойдут. Есть вошка-то?
– Мало-мало есть. Но моя боись, как меня узнай другие?
– Узнаем мы, и ладно. Садись на стул. А потом я тебя выпарю в бане, твою одежду придется выбросить, мы свежей привезли. Вошку мы не любим. Дошку тоже в баньке пропарим и заживем в чистоте и без вошаты.
– Моя духи таскай другой район, и Арсе пропади.
– Не пропади. С духами я сам поговорю. Они меня боятся.
Устин постриг Арсе по-старообрядчески, как отрока, оставил на лбу маленький чубик, а то все наголо. Поднял косу и показал побратимам: на каждой волосинке висел бисер гнид.
– Пошли в баню. Я тя так выпарю, что все вши передохнут.
Арсе орал, визжал, кричал, что он теперь «пропади», но когда его выпарили, смыли многолетнюю грязь, лег на нары и сказал:
– Арсе еще раз родись. Какой хороший стал Арсе. Совсем хороший, Устинка. Все, моя всегда буду банька ходи. Хорошо!
– То так, Арсе, держи тело в чистоте, а душу в доброте, – подмигнул Устин.
Позже Арсе так привык париться, что только и было слышно: давай, мол, больше пара, сопсем мало пара. Даже Устин не выдерживал и сползал с полка на пол. Веники они еще с лета приготовили, когда строили зимовье.
После бани выпили по кружке медовухи. Пора уже – мужики. Потек неспешный разговор.
– Дед Михайло не раз говорил, что кто соврет раз, то это сделает и вдругорядь. От вранья до предательства – шаг. Мажара клянут, что предал наших. А разве то предательство, ежели он отринул веру, потому как в той вере не увидел святости. Не отринул святое писание, сказал, что, мол, это не святое писание, а история народов. Но ту историю возвели в святое дело и без понятия морочат ею головы людям. Был ли Исус Христос? Макар сказал, что мог такой быть человек, коий звал народ к добру, а не к тупому повиновению. Не верит он в божественное начало, а верит в добродетель людскую. Ежели, сказал, найду ту добродетель в черте, то ему буду верить, – произнес Петр Лагутин.
– Но и он тожить не прав – верил, верил, людей той вере учил и вдруг в расхрист, – пережевывая изюбрину, бросил Журавушка.
– А почему бы и нет, – закипятился Устин. – Вот я верю в тебя, а вдруг окажешься брандахлыстом? Тогда как же, так и продолжать верить тебе? Дудки.
