невозможно возобновить, подзарядить или купить, поэтому дневник для меня – с пользой потраченное время. Я заношу туда часть упорядоченных долгими упражнениями мыслей, анализирую достигнутое, излагаю, каким должен стать следующий шаг. Эти записи – моя сегодняшняя реальность.
Моя завтрашняя жизнь.
Дневник отражает мой внутренний мир, мысли, желания, будущее машины времени, отражает жизнь исследователя, философа, монаха. Каждой строке и букве я щедро дарю внимание и любовь. Эти чувства не исчезают и не теряются за строчками, а возвращаются назад, питают энергией, помогают думать и творить.
Sto scrivendo in Italiano.
***
Молчаливой любовью полны руки неизвестной мне матери. Знаю, что она до сих пор любит меня, брошенного сына. Ее руки тянутся ко мне, просят прощения. Как бы я хотел поцеловать ее ласковые руки, прижать к сердцу и сказать: мама, ты ни в чем не виновата.
Просто побудь со мной…
Два слова о ведении записей – на тот случай, если со мной все же произойдет несчастный случай и дневники попадут в незнакомые руки. Работая над таким грандиозным и тайным проектом, как машина времени, нужно рассчитывать на разные обстоятельства. Итак, каждая книга имеет номер, чтобы в будущем было проще ориентироваться. Дневник – еще бо́льшая тайна, чем темповизор. О темповизоре знают посвященные в проект, о рукописи не знает никто, кроме меня. Вступая в монашество, я принял целибат. Монастырь и все, с кем я общаюсь – основная часть официальной жизни монаха, дневник же – тайная возлюбленная, о которой не должен узнать никто.
Даже под страхом смерти.
А теперь, как обещал выше, возвращаюсь к объяснению по языкам. Решение оставлять записи на трех языках было тщательно обдумано. Если даже одна рукописная книга попадет в руки случайному человеку, который будет в состоянии разобраться только с одним из языков, часть тайн окажется ему недоступна. Размышляя об этом, третьим языком я хотел сделать английский, который знаю так же хорошо, как латынь, немецкий, французский и родной итальянский, но вовремя передумал. Английский язык, на мой взгляд, стал слишком расхожим, чтобы писать на нем и одновременно желать сохранить написанное в тайне. Нет, только не английский! Практически по той же причине я отказался и от французского.
Братья по ордену, работающие со мной, говорят на латыни и итальянском, они посвящены в тайну проекта, поэтому им мои записи просто неинтересны. Привлеченные к проекту ученые знают английский, но не знают ни латынь, ни итальянский. Остальных контактов, кроме представителей Ватикана, с которыми знаком только я, на данном этапе нет. С немцем Мартином мы говорим в основном на немецком, но тайну мою он также не знает. Несмотря на тесное сотрудничество, ни один человек из перечисленных групп о рукописи даже не догадывается.
Молчание – азбука безопасности.
Выбор
