не могу знать, я весь внимание! – учтиво сказал доктор Гринберг.
– Ну-с, дорогой доктор, тогда я буду прямолинеен, как пуля! – попытался устранить некое напряжение доктор Минх. – Видите ли, у нас в больнице, ввиду сложившихся обстоятельств, освободилось место стоматолога-хирурга, – внимательно глядя в глаза своему собеседнику, продолжил Минх. – Вот мы с Сергеем Ивановичем Спасокукоцким и подумали, а не соблаговолите ли вы, дорогой Шимон Моисеевич, взяться за это дело? Дело новое и архиважное, признаю-с! – слегка волнуясь и совершенно переходя на светский стиль общения, сказал он. – Организованный Сергеем Ивановичем Травматологический институт также готов принять вас в число своих сотрудников, – добавил Минх, внимательно глядя на Гринберга.
– Алексей Петрович, дорогой мой, я польщён! – ответил Шимон Моисеевич. – Да вот смогу ли? Безусловно, я приложу, так сказать, все силы и опыт… А как же мои пациенты? Как же текущий приём? – сбиваясь с мысли, озадаченно спросил доктор Гринберг. – Ну, а с другой стороны, это такая возможность! Позвольте мне подумать! Мне нужна одна ночь, – вдруг резко попросил он.
– Разумеется, дорогой Шимон Моисеевич! – схватив обеими руками правую руку Гринберга, радостно воскликнул Минх, будто получил однозначно положительный ответ. – Челюстная хирургия должна развиваться! Это непаханое поле в медицине. Как вы смотрите на то, чтобы завтра встретиться и обсудить кое-какие организационные вопросы с профессором Спасокукоцким? Это он рекомендовал вас, и я, признаться, очень этому рад. Я уже подумал над размещением вашего будущего отделения… Ну-с, я очень рад, чрезвычайно рад! Позвольте откланяться, пациенты зовут меня. Да и у вас в коридорах не пробиться. – Элегантно поклонившись в знак уважения и почтения, Минх удалился.
Для доктора Гринберга открывалась новая дверь в жизни и судьбе.
Осень вошла в свои права. Наступил промозглый ноябрь с обильными дождями и ночными заморозками. Дни стали короткими, а ночи тёмными. Долгожданное время для воров всех мастей и преступников и труднейшее время для блюстителей порядка и обывателей, ибо опасность поджидала на каж дом шагу. Суровый двадцатый год двадцатого столетия стремился к своему завершению. На всей земле российской от Крыма до Сибири хозяйничал голодомор! Труднее всего приходилось районам рискового земледелия Среднего Поволжья – Самарской и Саратовской губерниям. Война и неурожай сделали свое дело, крестьянство оказалось на грани вымирания. Рабочие и служащие, получавшие скудные пайки на рабочих местах, опасаясь нападения обезумевших от голода людей, передвигались по улицам городов небольшими группами.
Социальная катастрофа привела к случаям людоедства и вызвала массовый рост беспризорности и голодной проституции. Газеты перестали скрывать действительные масштабы российской трагедии, ставшей следствием нескольких революций и войн и в итоге – крушения царской империи в начале двадцатого века.
Новости о двадцати пяти миллионах
