и водой на несколько дней. Его с детства приучили брать запас еды, ведь никто никогда не мог быть уверен насколько затянется охота…
– Идем, Кинчар. – сказал воин мальчику, все еще дрожавшему и с трудом удерживающему горькие слезы.
Ребенок дрогнул, услышав свое имя, и тут же бросился к тропе, ведущей к СаќТывкани. До Идола было всего полдня пути по снегу, и мальчик хотел добраться как можно быстрее. Мужчине, сопровождающем его, пришлось несколько раз осаживать мальчика, чтобы они не израсходовали силы. Ведь кто знает что их ждет там – у Идола?
Кроме того, Анучар следил за цепочкой следов, ведущих вдаль: одна из них принадлежала чужестранцу, чуть прихрамывающему на правую ногу, две других – мальчику-проводнику Кинчару: одна вела к Идолу, другая – к селению. Причем вторая говорила о том, что мальчик бежал большую часть пути.
Мужчина посмотрел на ребенка и с сожалением подумал, что тот, должно быть, не только сильно напуган, но и смертельно устал.
Но Анучар не стал ничего говорить по этому поводу, и они шли дальше в тишине. Однако чем ближе становился Идол, тем боязливее вел себя мальчик.
– Мы тут чуть дальше развели костер на ночлег… – мальчик ускорил шаг и они вскоре подошли к остаткам костра. Анучар внимательно изучал следы вокруг этого крохотного лагеря.
– Что было дальше? – угрюмо спросил он, внимательно посмотрев на паренька.
Кинчар, дрогнув, съежился, его лицо искривилось, словно его терзала сильная боль.
– Потом… – дрожащим голосом проговорил он. – Мы пошли дальше… Мы вышли к СаќТывкани…
Анучар устремился по следам, мальчик неохотно следовал за ним, стараясь не дать волю слезам.
Мужчина увидел, как обрываются следы чужеземца, и в удивлении застыл на месте. Идол был всего в двух десятках шагов от этого места, где обрывались следы. Анучар осмотрелся, и не смог понять как так смог чужеземец прыгнуть прочь от мальчика… Над этим местом не было дерева, за низкую ветвь которого тот мог бы подтянуться, а вокруг не было ни единого следа прыжка. Словно чужестранец просто растворился в воздухе.
– Я шел чуть впереди… – дрожа, проговорил Кинчар, указывая на следы, где не было видно ни капли крови, ни следов какого бы то ни было насильственного воздействия на пришельца. – Всего в паре шагов… Потом я перестал слышать шаги чужестранца… И обернулся. Его не было! Он исчез!
Анучар хотел что-то сказать, оборачиваясь к мальчику, и успел увидеть смертельный ужас на лице ребенка, прежде чем для воина наступила тьма…
* * *
Он до боли стискивал мать в объятиях, рыдая и крича что-то неразборчивое, сумбурное, безумное…
Кинчар не помнил, как он бежал от Идола до деревни, но отчетливо знал, что, увидев мать, бросился к ней, прося о помощи. И она пыталась успокоить свое дитя, поглаживая по внезапно поседевшей голове.
Когда ребенок
