что сейчас моя голова взорвется.
Мне не сразу удается снова заговорить, но в конце концов я выдавливаю из себя:
– Погоди. Она рассказала тебе, что она сделала? С узами нашего сопряжения?
– Да, она мне рассказала, – отвечает он. – Я знаю, это жесть…
– Ты знаешь, что это жесть? – вскрикиваю я так громко, что один из кружащихся над нами белоголовых орлов, возможно, принимает мой крик за брачный зов. – И это все, что ты можешь сказать о том, что она сделала с нами? Что это жесть?
Его улыбка гаснет, и на мгновение в его глазах снова появляется та печаль, которая надрывает мне сердце.
– Я не знаю, что еще тут можно сказать, Грейс. Мне больно от того, что тебе пришлось страдать, от того, что тебе пришлось столько пережить из-за одного неверного решения…
– Неверного? – повторяю я. Может, мне поискать видеокамеры? Потому что он наверняка разыгрывает меня. Другого объяснения его спокойствию просто нет. – Как ты можешь проявлять такое понимание? Как ты можешь просто взять и простить ее за то, что она едва не разрушила наши жизни? Ты почти потерял свою душу, Джексон. Ты… – Я замолкаю, потому что не могу даже говорить о том, что едва не случилось всего несколько дней назад.
– Она подарила мне тебя, – просто отвечает он. – Что бы ни произошло в будущем, она преподнесла мне этот дар – любить тебя и быть любимым тобой. Ты знаешь, что это значит для такого человека, как я? Я ничего не чувствовал всю свою жизнь, а теперь я могу чувствовать… я чувствую все.
В его обсидиановых глазах стоят слезы. Он быстро смаргивает их, но это неважно. Потому что я видела их, и они снова разрывают мне сердце.
– О, Джексон…
– Все в порядке, Грейс. – Он протягивает руку и теребит одну мою кудряшку, как делал это раньше. – Если я способен любить тебя, значит, когда-нибудь я смогу полюбить кого-то еще, возможно, даже ту пару, которая была предназначена мне изначально. До встречи с тобой я даже не мог представить себе такого. А теперь… – Он пожимает плечами. – Нет, это было не так уж плохо.
От этих слов у меня сжимается сердце. Не потому, что я люблю его как мужчину – я люблю Хадсона, – а потому, что он моя семья, и я хочу, чтобы он был счастлив – и не когда-нибудь, а прямо сейчас.
– Ты самый лучший, но ведь ты это знаешь, правда? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Возможно.
Я толкаю его плечом, но он только смеется и спрашивает:
– Как называется бумеранг, который не желает возвращаться?
– Буменежелатель? – без особой надежды спрашиваю я.
– Что? – Он качает головой, изображая брезгливость. – Это было очень плохо. Очень, очень плохо.
– Да ну? Так каков же ответ, умник?
– Палка, что же еще?
Я смеюсь.
– Это так плохо, что даже хорошо.
Он явно ужасно гордится собой.
– Вот
