и был сбит вылетевшей из-за угла легковушкой. Стремительно описав короткую дугу, Стоуш пал. В больницу его доставили в коматозном состоянии. Растерянный и подавленный дух изобретателя стоял у больничной койки, на которой лежало его тело. И не знал, что делать. По вечерам его физическую оболочку, подключённую к аппаратам жизнеобеспечения, навещали жена и дети. Они разговаривали с едва дышащим телом или молчали, рассевшись вокруг на пластиковых стульях. Жена смахивала слезинки, дети испуганно смотрели. Стоушу очень хотелось вернуться к жизни, пусть хлопотной и тяжкой, раздвоенной и сумбурной, но жизни. Третьим вечером жена пришла одна, без детей. Голосом, твёрдым и неумолимым, она сообщила телу супруга, что заглянула в сарай, увидела электронного логиста, прочитала записи о нём и всё поняла. Потом, тем же твёрдым и неумолимым голосом, жена сказала, что сожгла записи, а элиста, с которым Стоуш кропотливо возился семь лет, разбила молотом возмездия. Вдребезги. Семья важнее, подумай о детях и т. д.
Вот тут Стоушу возвращаться к жизни расхотелось. В ярости он завопил и замахнулся на аппарат жизнеобеспечения не потому, что хотел сжечь все мосты к выздоровлению, но затем, что аппарат был первым, что подвернулось под руку после жены, которую Стоуш любил и не бил. Однако вопить и драться могут только счастливые обладатели бренного тела, а Стоуш таковым не был.
Крик получился немой. Кулак прошёл через аппарат, как сквозь желе, а заодно и через стену, тоже как сквозь желе. Призрак изобретателя, подхваченный инерцией, выпал с третьего этажа и шмякнулся на клумбу, не умяв ни единой травинки. Внезапно перед цветочной грядкой остановился прохожий и уставился на рассевшегося призрака, чему тот очень удивился. До сего момента его никто не замечал. Это был Воста, принявший облик хукумца. В Общаге Стоушу вернулась телесность (авээсное влияние), и изобретатель получил сколько угодно тишины и покоя для обдумывания своего проекта.
Стоуша, наконец, осенило, почему логист отказывался мыслить логически. Два часа изобретатель, максимально сконцентрировавшись, развивал возникшую догадку. Но тут посудно задребезжала тележка с завтраками. В дверь постучали и открыли её.
– Здравствуй, Стоуш, – сказала Авьера. – Как и просил, блинчики со стекловатой.
Блинчики со стекловатой в Общаге больше никто не ел. Делец СЕ-38 с удовольствием кушал картон, чернила и драгоценные камни. Чем дороже камень, тем вкуснее. Двухголовый мыслитель РедеИри из десятой, головы которого постоянно спорили между собой, забрызгивая друг друга слюной, питался скальными породами и пил тёплую ртуть, разбавленную молоком. Не чурался и мрамора, предпочитая розовый. На чернокаменного масюканца из седьмой поглядывал с нездоровой интимностью, облизываясь ярко-красными языками. Однако капитан Угры дал понять, что поедание жильцов жильцами, равно как жильцов экипажем, экипажа жильцами и экипажа экипажем в Общаге запрещено Статутом Общаги. Нарушители будут наказаны.
