не очень. Там та же техника.
– Так, значит, вы знаете, о какой технике идет речь? Почему же тогда вы не снимете эту «Ванну», если она так сомнительна?
– Она включена в каталог, – объяснил Эд. – Мы боялись снимать ее – вдруг Мёрчисону захочется ее посмотреть, и он станет спрашивать, кто ее купил, и так далее…
Разговор зашел в тупик, потому что они не могли толком объяснить Тому, что именно Мёрчисон или они сами подразумевают под «техникой» в данном случае.
– Тебе-то что волноваться, – обратился Эд к Бернарду. – Ты с Мёрчисоном не встретишься.
– А ты видел его? – спросил Том Эда.
– Нет. Только Джефф видел, сегодня утром.
– Что он собой представляет?
– Джефф сказал, типичный крупный американец, лет пятидесяти. Вежлив, но упрям. Тебе надо подтянуть ремень.
Том подтянул брючный ремень и понюхал рукав пиджака. От него исходил слабый запах нафталина. В прокуренном помещении его, возможно, никто не учует. И потом, Дерватт ведь мог носить мексиканскую одежду все последние годы, а европейскую держать где-нибудь в сундуке. Том посмотрел на себя в большое зеркало, над которым Эд зажег один из ярких прожекторов Джеффа, и вдруг сложился пополам от смеха. Повернувшись к ним, он сказал:
– Прошу прощения, я просто подумал, что при таких фантастических заработках у Дерватта точно должен быть пунктик насчет приверженности старой одежде.
– Ну, он же затворник, – ответил Эд.
Зазвонил телефон. Эд снял трубку, и Том услышал, как он заверяет кого-то – Джеффа, конечно, – что Том здесь и готов ехать в галерею.
Но Том еще не чувствовал себя вполне готовым. Он чуть вспотел от волнения.
– А как поживает Цинтия? – спросил он Бернарда, стараясь произнести это жизнерадостным тоном. – Ты видишься с ней?
– Нет, я больше не встречаюсь с ней. Почти не встречаюсь. – Бернард искоса взглянул на Тома, затем опять уставился в пол.
– А что она скажет, когда узнает, что Дерватт приехал в Лондон на несколько дней?
– Думаю, ничего не скажет, – ответил Бернард хмуро. – Она не… С ней не будет проблем, не волнуйся.
Эд закончил телефонный разговор.
– Цинтия не станет ничего говорить, Том. Это не в ее духе. Ты ведь помнишь ее, Том?
– Ну так, в общих чертах.
– Если она ничего не сказала до сих пор, то и дальше не скажет, – добавил Эд. Он произнес это так, будто имел в виду: «Она не болтушка; наш человек».
– Она удивительная, – сказал Бернард мечтательным тоном, ни к кому не обращаясь.
Неожиданно он вскочил и ринулся в ванную. То ли ему понадобилось в туалет, то ли он почувствовал, что его вырвет.
– Не беспокойся по поводу Цинтии, Том, – сказал Эд мягко. – Мы ведь живем с ней здесь – в смысле, в Лондоне. Она года три уже ведет себя тихо. С тех пор, как порвала с Бернардом. Или он порвал с ней.
– Она счастлива? У нее кто-нибудь есть?
– О,
