в местной харчевне, выехать из Сахаляна в сторону Айгуня.
– А знаете, как по-китайски звучит Айгунь? – спросил казак, говоривший со стариком на рынке.
– ?..
– Ай…!
– Что? Как? Повтори!
Знаток китайского языка повторил хорошо всем известное слово из трёх букв. Дружный хохот взорвал тишину просёлочной дороги, испугав птиц на ближайших деревьях. Они вспорхнули тёмной тучей и исчезли за кронами.
– А чего ж тогда Айгунем называют?
– Это ещё пятьдесят лет назад дипломаты закрепили во время подписания Айгунского договора, чтобы для русского слуха поблагозвучнее вышло… Это ещё что, а вот знаете, как будет слово…
Так, развлекаясь звучанием кое-каких китайских слов, казаки продолжали путь.
До посёлка Айгунь предстояло добираться ещё тридцать вёрст. Дорога пролегала через тайгу. На одной из развилок на них напали хунхузы. Но казаки были наготове – с первыми выстрелами спешились и открыли ответный огонь из-под брюха лошадей. В результате боя были ранены три коня, их пришлось застрелить, но в качестве трофеев казакам достались низкорослые, крепкие маньчжурские лошадки.
Хунхузы, потеряв в бою половину своих бойцов, исчезли в тайге. Ружья убитых разбойников оказались старого образца, поэтому их разобрали и привели в негодность. Дальнейший путь продолжили с большей осторожностью.
Перед прибытием в Айгунь десятка Никодима подверглась ещё одному обстрелу. Но так как стрельбу хунхузы (а это были они) вели издалека, урона казаки не понесли. Никодим решил не отвлекаться на этих лиходеев и продолжить путь. А ещё младший урядник не разрешил грабить и жечь дома мирных жителей, когда его отряд проезжал через небольшие селения, – им предстояло возвращаться по этой дороге. Но не только поэтому: у Никодима душа не лежала поступать так жестоко с ни в чём не повинными людьми.
Глава 4. Марья и Никодим
В церкви негде было протолкнуться. Пахло свечами, горел в огнях иконостас и строго глядели с икон лики святых. Десятки глаз устремились на амвон – воскресное богослужение местный батюшка открыл проповедью во славу русского оружия. Только Марья на него не смотрела, разыскивая глазами Никодима – давеча снова обещал прийти.
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…
До Марьи с трудом доходил смысл проповеди, её, обуреваемую ревностью, терзала неотвязная мысль: «Когда же он перестанет искать свою Ликин?» Что скрывать – нравился Никодим Марье, а он будто не догадывался, что она ждёт его появления, как манны небесной.
– …Бог избрал немудрое мира, говорит апостол, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить
