добыл где-то карту, на которой все это было обозначено. Карту он не показывал, но сумел таки заинтересовать Сергея своей навязчивой идеей.
– Черт с тобой, – махнул Сергей, подумав, что уж лучше согласится на предложение Шурика, чем пытаться от него отвязаться, все равно ведь не отвяжется, – вези.
Плато, по которому они ехали, медленно понижалось. Пустынная дорога привела их к каменистому берегу, густо усеянному отшлифованными водой камешками. Назывались они голыши. Из таких в Сочи делают сувениры, склеивают их между собой, так чтобы получился смешной человечек с огромными ушами, рисуют ему глаза нос и рот, а на груди пишут что-нибудь, что обычно бывает на сувенирных майках: «Я люблю Сочи».
Сергей взял один из камешков, запустил его прыгать по воде, но поверхность реки была неспокойной, и камешек, отскочив от воды всего один раз, зарылся в буруне и больше не показывался. На море камешек прыгал и пять раз, и больше, а ночью и вовсе терялся из виду, и казалось, что он может допрыгать до другого берега.
Ширина реки была метров семьдесят. Местные жители обещали показать, где находится брод, но водитель наотрез отказался пересекать ее, сказав, что у него новая машина и он не хочет рисковать.
– Не поеду, – уперся он.
Пришлось бы им поворачивать обратно и за такой демарш давать расчет водителю, но вдоль берега рядом с бродом стояло несколько старых машин, владельцы которых предлагали путникам перевезти их через речку. Предлагали даже переправиться на лошадях. Впечатлений от такого перехода было бы море, но приходилось думать об аппаратуре. Не дай бог лошадь оступится. Ладно – они в воду упадут, не привыкать, выплывут, а одежду высушат, но они ведь тогда камеру свою загубят, испортится она. Камеру только в Москве починят, если вообще починят. Сергей слышал, что такое случилось с какой-то иностранной съемочной группой. Их машину снесло течением, и та затонула вместе со всей аппаратурой. Пришлось организовывать спасательные работы.
Для переправы они сторговали за 30 долларов ГАЗ-66 с огромными, чуть ли не в две трети человеческого роста колесами. На машине еще осталась местами военная окраска. У нее был открытый рамный верх, на который, чтобы спасаться от жары, натягивали брезент, но брезент, то ли потерялся, то ли испортился.
В машине все заскрежетало, заскрипело, когда водитель завел ее и начал переключать скорости. Она сама по себе медленно скатилась к реке, вошла в воду, разгоняя тупым носом волны. Колеса наполовину погрузились в воду. «Хундай» вода бы залила по водительское кресло.
Течение было быстрым, как у горных речек. Вода настойчиво билась в машину, стараясь столкнуть с брода. Возле ее колес все время образовывались пенные буруны. Конечно, рессоры машины не рассчитывались для комфортной езды, напротив, они делались из того расчета, чтобы водитель из-за постоянных сотрясений – не заснул и всегда следил за дорогой. Машина буквально переваливалась через огромные валуны, что устилали дно реки. Ощущение было такое же как на русских горках, когда санки начинают спускаться вниз, а душа уходит в пятки. Однажды Сергею показалось,
