устроили себе дневку.
В этот вечер Верлов хотел напасть на духа зла.
Лишь только солнце зашло и тьма ночи сменила блеск солнца, воздушный корабль поднялся на воздух и быстро понесся к Чжан-Ша.
Молодой месяц выплыл из-за горизонта и тонким серпом засветился на безоблачном небе, усыпанном мириадами мигающих звезд.
Тихим ходом воздушный корабль подлетел к городу и, спустившись со своей высоты, остановился над пагодой.
Ворота храма были закрыты, и весь храм был погружен в мертвую тишину.
– Мы имеем маленькое преимущество, – смеясь заметил Суравин. – Нам незачем прибегать к взлому ворот. Спускайтесь около черепах.
Во втором дворе, который был несравненно больше первого, несмотря на ночь, можно было различить две каменные гигантские черепахи, на спинах которых стояло два высоких каменных столба, испещренных древнекитайскими иероглифами.
Движимый опытной рукой Бромберга, воздушный корабль тихо спустился к черепахам, изображающим у китайцев символ вечности.
Чи-Най-Чанг заволновался.
Видя, что Верлов не хочет ждать второй луны, он умолял его начать заклятие, о котором тот говорил раньше, потому что дух зла мог причинить, по его верованиям, большие неприятности.
Делать было нечего.
Видя, что Чи-Най-Чанга иным способом не успокоишь, Верлов взял в руки первую попавшуюся французскую книгу и стал быстро и громко читать, раскрыв ее на середине.
Бромберг, Суравин и Вера Николаевна смотрели на него, еле сдерживаясь от смеха.
Однако Чи-Най-Чанг остался очень доволен этим своеобразным заклинанием.
Слушая чтение, он что-то бормотал, подпрыгивал и мотал головой.
– Ну, теперь твой дух зла не опасен нам! – проговорил Верлов, кончая чтение.
Он взял ручной электрический фонарь, револьвер и кое-какие инструменты, подозвал товарищей и вместе с ними пошел в первый двор.
Это был небольшой, продолговатый дворик у самых входных ворот, красиво вымощенный разноцветными каменными плиточками.
Слева и справа двор упирался в две постройки, открытые со стороны двора. В них за двумя решетками помещались фигуры духа добра и духа зла.
Надавив кнопку электрического фонаря, Верлов осветил сначала левую фигуру духа добра.
Он был изображен в виде китайца, держащего под уздцы лошадь.
И лошадь, и фигура были немного больше человеческого роста.
Дух добра был молод, краснощек и весело улыбался самой добродушной улыбкой, скаля свои ровные, белые зубы.
Одет он был в светло-голубой, отороченный золотом халат, из-под которого спускались розовые шелковые штаны.
На голове его был блестящий шлем, украшенный золотом и кораллами.
Лошадь духа добра была белой масти.
Под голубым шелковым седлом, отделанным тоже золотом, и взнузданная золотой уздечкой, она стояла смирно, гордо согнув свою крутую шею.
Совершенно
