к соблазнительной еде. Видя, что хозяин не протестует, он, наконец, подошёл к банке и с завидным аппетитом принялся за суп. Демирский стоял рядом.
После того как Мурзик поел, Борис погладил его и, подведя за ошейник вплотную к ногам Демирского, строго сказал:
– Это свой, понял? Свой! – затем он повернулся к Демирскому. – Погладьте, пока я его держу.
Тот смело протянул руку и положил её на голову собаки. По телу Мурзика пробежала дрожь, и он слегка заворчал. Борис щёлкнул его по носу и снова ещё строже повторил:
– Я тебе сказал, что это свой! Молчи!
Пёс пересилил себя, перестал ворчать и больше при появлении в домике Демирского не лаял на него. Принимал пищу из его рук, однако, гладить себя и так баловаться с собой, как это он позволял Борису, тому не давал. В походах по лесу он всё-таки всегда сопровождал только своего хозяина.
Так началась жизнь Алёшкина в Стеклянухе.
На следующий день вместе с рассветом оба десятника уже двигались к месту вырубки. Для этого им пришлось, выйдя из избушки, пройти вверх вдоль небольшого ручья, впадавшего в Стеклянуху, версты три, причём пришлось несколько раз пересекать этот ручеёк вброд. И тут Борис оценил качество и необходимость справленных им в прошлом году ещё в Новонежине ичиг: более удобной обуви для такого похода не придумаешь.
Наконец, они, продвигаясь по всё более и более сужавшемуся ущелью, подошли к небольшому водопаду, с которого начинался их путеводный ручеёк. Пересекли его в последний раз и остановились передохнуть на небольшом скалистом выступе. Тут Демирский рассказал, что этот безобидный ручеёк после летних дождей или весной, после таяния снега, на вершине сопки превращается в бурный поток. Таких потоков в окружающих ущельях было много, все они впадали в Стеклянуху, и эта небольшая и невзрачная, на первый взгляд, речушка тогда превращалась в мощную полноводную реку, способную пронести на себе большое количество леса. Но зато, если этим моментом не воспользоваться, она через несколько дней снова мелела, и лес, который не успели сплавить, так и оставался лежать на берегах и перекатах. Он бы не только пропал, но и мешал сплаву будущего года. Такой сезон длился всего 5–7 дней, и к этому времени требовалось весь заготовленный лес вывезти на приречный склад и затем скатить в реку.
Далее Демирский добавил:
– Вот теперь ты понимаешь, Борис, какая сложная и ответственная задача стоит перед нами. Мы должны учесть все возможные потери: от недосплава, от бракеража, который японцы – наши заказчики, производят очень придирчиво, от возможных потерь при буксировке к пароходам, да и от воровства, которым иногда занимаются кое-какие предприимчивые жители приречных деревень. Следовательно, нам нужно заготовить и вывести леса, по крайней мере, процентов на 15–20 больше, чем намечено по плану.
– Скажите, пожалуйста, а вы знаете, почему эта река называется Стеклянухой? – поинтересовался Боря.
– Точно этого, наверно,
