полушариям радости. Ночи – они такие, поверь.
От всплеска той ночи мне, как обычно, остались лоскутья и бессвязные обрывки: заклятые друзья для пустой болтовни, музыка для снов, горький сигаретный пепел. Голодному сердцу все это без толку.
Большая волна принесла тебя.
Слова, просто слова, твой смех; твою ленивую и нескончаемую красоту. Мы говорили, и ты позабыла слова.
Сокрушительный рассвет встречает меня на опустевшей улице моего города.
Твой отвернувшийся профиль, звуки, из которых составляется твое имя, мелодия твоего смеха – вот какие блестящие игрушки остались мне после тебя.
Я перебираю их на заре, я их теряю и нахожу; я рассказываю их редким бродячим собакам и редким бродячим звездам рассвета.
Твоя богатая темная жизнь…
Я должен пробиться к тебе, хоть как-нибудь: я отбросил блестящие игрушки, оставшиеся после тебя; мне нужен твой тайный взгляд, твоя подлинная улыбка – та одинокая насмешливая улыбка, с которой знакомо лишь холодное зеркало.
Чем я могу тебя удержать?
Я предлагаю тебе нищие улицы, отчаявшиеся закаты, луну оборванных окраин.
Я предлагаю тебе горечь мужчины, который так долго смотрел на одинокую луну.
Я предлагаю тебе моих предков – призраков, которых живые увековечили в бронзе: отца моего отца – деда, убитого на аргентинской границе двумя пулями в легкие, бородатого и мертвого, обернутого его солдатами в коровью шкуру; деда моей матери, который (всего в двадцать четыре) в Перу командовал отрядом из трехсот человек, – и теперь они призраки на бесплотных лошадях.
Я предлагаю тебе все возможные озарения моих книг, все мужество и всю нелепость моей жизни.
Я предлагаю тебе верность человека, который никогда не был верным.
Я предлагаю тебе свое средоточие, которое мне все же удалось спасти, – глубинное сердце, которое не живет словами, не торгует мечтаньями и неподвластно времени, радости и невзгодам.
Я предлагаю тебе воспоминание о желтой розе, увиденной на закате за годы до твоего рождения.
Я предлагаю тебе разгадки тебя, теории о тебе, истинные и потрясающие откровения о тебе.
Я могу дать тебе свое одиночество, свою тьму, свое голодное сердце; я пытаюсь тебя подкупить – неуверенностью, опасностью, поражением.
В кругу ночи
Сильвине Бульрич
Об этом знали только питомцы Пифагора:
Судьба ведет по кругу и смертных, и светила;
Из атомов бессменных восстанет все, что было:
Златая Афродита, фиванцы и аго́ра.
Ударит вновь копыто могучего кентавра,
Чтоб в будущем, как прежде, упал лапиф, и снова
Рим канет, и раздастся в ночи многовеко́вой
Из мерзкого зловонья стенанье Минотавра.
Придет черед все той же бессоннице угрюмой.
Рука, что это пишет, родится вновь из лона
Того же. Полвселенной опустошат знамена.
(Подобные сужденья легко
