style="font-size:15px;"> Ибо похоже всё на изобразительный гиперреализм – без преувеличения действительности.
Вот что значит сила искусства!
Он же не знает точно – что я делал с «тогушкой» – ну, негритянкой из Того, в туалете: жизнь свою ей рассказывал на любименьком своём русском языке?
Ёбся в натуре?
Или тупо, по постсоветски рылся в кошельке: чтобы честно заплатить по прейскуранту?
Ведь я так воспитан мамой с папой.
Разумеется, речи не стояло о выдаче девочке чаевых, хоть она и фотка–симпотка, и мотик есть… типа мотороллер… так и что?
И, кроме того, так и напрашивалась на интересненькое нечто. Хоть это и не Париж был, а грёбаный Мюних.
Разумеется не отдам лишнего, ага, чаевые в туалете… ну–ну, ибо и самому бабла не хватает. А красоваться перед бабёнкой почём зря, ради того, чтобы она знала – каковы на самом деле эти «кхуеви рюськие»…
В то время, когда завтра в Мюнихе от нас и следа не останется… Кроме, разумеется, романуса, который в то время не был написан…
Ну нахрена в таком случае изображать из себя пэра?
***
Спрашивает этот любопытничающий кентяра, конкретно въехав в сюжет:
– А Бим что делал: в номере целый день? – это пока я, который персонаж – по Парижу бродил. Один!
И рисковал при этом. Жизнью и кошельком.
Воры так и вились за мной.
Лучшие воры Парижа. А я лучший графоман Угадайки!
И что теперь?
За живое его взяло. Вижу! Бим ему интересен, а моя жизнь не очень.
Ага, так я вот всё взял и на голубую тарелку с голубой каёмкой перед ним выложил.
Как же! Дожидайся! Бабки покажи сначала! Зубы журналистские, драконьи, оскаль!
Удостоверенье Первого Канала есть?
Если есть, тогда, может, поговорим.
А если нет, то досвидос!
Короче, были у нас свои тайны, и никогда этому пол–Эктову всего не узнать.
И так далее. Вранья в его книжке не пересчитать. Крокодилы какие–то. В тарелках! В реке! Какие, к чёрту, крокодилы в Париже!
Хотя кое–где славненько прописаны наши похождения.
Местами я даже горд за себя, а Бима бы я прописал ещё больше.
И всем он раздал по полной.
Всё как есть, без особых прикрас.
Хотя нет, преувеличил. Будто в лупе…
И подкрасил ярче. Будто маркерами. Стал китч. А китч это жизнь и правда!
Это с его слов. А «похищнее» – это моё определение, так оно вернее.
Ксан Иваныч, дак тот сказал прямо: «Не буду я этот его грёбаный псевдороман читать, даже и не уговаривайте… и Малёхе своему запрещу».
Угадайкины полки валятся с такой тяжести книги.
Ага, запретит он! Войной пошла коса на камень.
Хотя сначала всё было ровно наоборот. Интересовались поначалу все. Даже я.
Хотя,
