Гибель.»
– И твоя, стало быть, гибель, всепонимающая?
«Моя – в первую очередь. Если я попаду в руки врага, человечеству будет нанесен больший урон, чем в случае, если им достанется живым кто-либо из вас или все вы разом. Для гарантии успеха вы должны демонтировать меня, не дожидаясь общей гибели».
– Дура ты! – сказал я. – Надменное и тупое вещество, имитирующее живой разум! Гарантия успеха… Ты будешь, конечно, демонтирована, это я тебе обещаю!
Я быстро вышел из помещения МУМ и прошел в отделение аннигиляторов Танева. Я блуждал по узким коридорам, пролезал в щели, поднимался на лесенки, задерживался на площадках – всюду вспыхивал свет, когда я приближался. И всюду были машины, гигантские, огромней городских домов, механизмы, сотни, может быть, тысячи автономных машин, при всей своей величине не более чем крохотные элементы созидательного и разрушительного начала галактического корабля.
Я дотрагивался до них, прислонялся к ним, любовался ими, печалился о них.
Может быть, только в мечтах о божественном всемогуществе человек мог создавать когда-то нечто подобное, умеющее творить вещество из «ничего» и превращать его снова в «ничто». Но это создание было продуктом фантастичеси разыгравшегося воображения, фантомом, химерой, сном разума, а здесь меня окружало материальное воплощение этой человеческой мечты – реальные механизмы творения и уничтожения. И теперь я сам должен был их уничтожить, чтоб они не достались врагу. И это было много тяжелее, чем решиться на собственное уничтожение.
«Сентиментальный дурак! – сказал я себе с отвращением. – Ты, не колеблясь, приказал взорвать точно такие же механизмы вместе с “Возничим” и “Гончим псом”. И сурово осуждал сомнения Камагина, а теперь сам раскис! Погибнешь только ты и твой корабль – человечество останется. Риск, на который ты согласился, не вышел из границ расчета, наша гибель была одним из вариантов – разве не так?»
Из отделения аннигиляторов я завернул в общежитие ангелов. У них шли занятия: ангелы обучались человеческому языку и наукам. Мое появление прервало урок, ангелы шумно сгрудились вокруг. Обрадованный Труб сжал меня крыльями.
Я извинился, что внес беспорядок, и увел Труба.
– Наши дела плохи, друг мой, – сказал я.
– Хуже, чем были в Плеядах, когда напали зловреды? – спросил он. События тех дней были для него эталоном отличного поведения.
– Много хуже. Речь идет о наших жизнях – и прогноз МУМ отрицательный.
– Ты хочешь сказать, что мы погибнем?
– Именно это.
Он слушал, грозно хмурясь. Он уже не был тем первобытным наивным храбрецом, каким когда-то явился к нам. И он уже не считал реально существующим только то, что видели его глаза и до чего он мог дотянуться когтями – он знал теперь, что невидимое временами страшнее предметного.
Он громко всхлипнул и утер глаза.
– Тебе не хочется умирать, Труб? – Это был
