– все вместе, и я с вами. А теперь…
– Мисс Фитч, вообще-то… – перебивает Тревор.
– Что? – спрашиваю я, по-прежнему улыбаясь.
Или пытаясь улыбаться. Улыбаюсь ли я вообще? Из-за лекарств я почти не чувствую своего лица. Отчаянно цепляюсь руками за спинку стула.
– Ну я просто подумал… – Он косится на Бриану, которая все так же не сводит с меня глаз. И то, как я вцепилась в стул, от нее не укрывается. – То есть мы все подумали, может, еще не поздно взять другую вещь?
Тупица. Строй из себя тупицу.
– Другую?
– Мы же хотели в этом году ставить «Шотландскую пьесу». Вы, наверное, помните?
Хьюго оглядывается. Впервые в жизни смотрит прямо на меня. Смотрит с жалостью! И щеки у меня тут же вспыхивают. Значит, я все же чувствую свое лицо. Окидываю студентов взглядом. Все они смотрят на Тревора, как на бога, даже парни.
Прекрати это. Прекрати!
– Да, помню, была такая мысль, – отвечаю я. – Мы это обсуждали. А потом я все хорошенько взвесила и приняла решение, – слово «решение» я выделяю голосом, как бы безмолвно добавляя «как режиссер», – что в этом году мы поставим «Все хорошо», вещь не менее прекрасную, но куда более захватывающую.
Оглядываюсь на Грейс в поисках поддержки. Но та смотрит на меня с видом: «Серьезно? «Куда более захватывающую?» Да брось, Миранда!»
– Это проблемная пьеса, – продолжаю я. – Не трагедия, не комедия, то и другое. Нечто среднее. И намного более интересное.
Я пытаюсь им улыбнуться, но никто, ни Хьюго, ни даже Элли, не смотрит мне в глаза. Снова оборачиваюсь на Грейс. Она сидит в зале, уставившись в экран ноутбука, отбрасывающий легкий отблеск на ее подчеркнуто невозмутимое лицо.
«Ты вроде говорила, они не собираются бунтовать!» – взглядом укоряю ее я.
Но Грейс все так же сосредоточенно смотрит в экран. Делает вид, что изучает расписание, но я-то знаю, на самом деле она скупает туристический скарб. Или ищет аксессуары для террариума своей бородатой ящерицы. У них до смешного близкие отношения. Ящерицу зовут Эрнестом – это из уайльдовской «Как важно быть серьезным». Мне отчего-то всегда было жутко неловко наблюдать, как они с Грейс ласкаются. А меж тем это происходило всякий раз, как я бывала у нее в гостях. Она вынимала Эрнеста из террариума и сажала к себе на плечо. Он лизал ей щеку, а она жмурилась от удовольствия, даже голову запрокидывала. Просто страшно было смотреть…
– Профессор Фитч?
Элли. Как прекрасно ее печальное бледное, как луна, лицо, обрамленное неописуемо темными – не черными, не каштановыми – волосами. Оно напоминает мне небо Шотландии ноябрьскими вечерами. Когда сквозь тучи пробивается единственный за весь день лучик солнца. И все же для меня Элли – свет.
– Да, Элли? Что я могу для тебя сделать?
Бедняжка Элли, девственница, должно быть. Единственное чадо испарившегося отца и токсичной матери, которую она втайне мечтает убить. Разумеется, влюблена в Тревора. Разумеется, ненавидит себя за это и его ненавидит тоже.
