окном пурга гудит,
печь остыла, кот не спит…
Дров решил Иван набрать,
да опять нырнуть в кровать,
прыг на двор, а там метель,
ходуном качает ель,
дует так, что не видать,
как в избу попасть опять…
Хоть дрова он и набрал
и тулуп не потерял,
но на ножках молодецких
всё ж в ветру́ не устоял.
За ворота, в бурю, в ночь
Ваню тёпленького прочь,
Вьюга, слушаясь приказа,
погнала, уж не помочь…
Влево?.. Вправо?.. Прямо?.. Вспять?..
– Где я? Где избу искать?
Неужели, юным сгину?
Ну, метёт, ядрена мать.
Пол он ночи проходил,
выбившись вконец из сил
в поисках своей избы,
в лес забрёл версты за три.
Снег утих. Притих и ветер.
Вдруг на склоне он приметил,
там, где ёлки как сугроб,
будто кто-то там идёт:
«Еле, еле тащит ноги.
Нету что ли там дороги?
Весь укутан – нету рожи…
Эй, ты кто? Ответь, прохожий.»
Тут прохожий застонал,
да платочек дряхлый снял.
Посмотрел он на Ивана,
тот и обмер: «Это ж дама!
Это ж, как её – девица…
Хороша ль? Да нет, не снится.
Без мехов и без тулупа,
и грязна, и смотрит тупо.»
А девица-та, ему говорит:
«Здесь, на ветру,
видно, нынче уж помру.
Холод, голод, негде спать, -
и давай в него чихать,
шепчет, – добрый молоде́ц,
разбогатенький купец,
поделись ты от добра,
что в кармане у тебя.
Дай мне лишь совсем немного.
Дай мне рублик серебра.
И не пялься ты так строго,
он в кармане у тебя.»
Удивление Ивана
утонуло в дне кармана:
«Что ты?! Бедная девица,
я могу перекреститься,
что такого капитала
год деревня не видала.»
А она ему: «Смотри.
Ты поглубже загляни.
Через дырочку в подкладке
пальчик ловкий протолкни.»
Затрещал тулуп сукном,
удивился Ванька: «Сон?!
Эка, сколько серебра
сразу столько у меня!»
РУБЛИК в солнышке блеснул!
Ванька девку оттолкнул
и любуясь на него,
крякнул звонко: «Повезло!
Правду нищенка сказала.
Хоть и рублика мне мало,
Но на свадьбу до небес
хватит…
Ну,
