приятно.
В торжестве застыл Стобед:
«Был я ключник много лет
и жила страна моя,
как безмужняя жена.
Без защиты, без опоры,
слыша лишь одни укоры…
И тогда решился я…
(кто-ж тогда, коли не я?)
эту глупую Орлицу,
двухголовую жар-птицу,
что металась над страною
вольной вольницей тупою,
к месту я определить,
не болтаться чтоб – служить!
И её я заманил,
в тайном тереме закрыл,
в золочёной сетке-клетке
нрав сей птицы усмирил!
…чтоб народ мой не бузил,
много чтоб не ел, не пил,
чтоб не вредничал, не ржал,
чтоб корону уважал!
– Ну, а как же сам народ?! –
округлился принца рот, -
неужели согласился?..
Неужель не возмутился?..
Неужели не захотел,
воле чувствуя предел,
птицу вновь освободить,
знаньям мудрым путь открыть?..
Самозванец раздражённо
веком дёргая неровно,
закипая, зашипел:
«Молод, глуп ты, неумел…»
– Знанья – в этом вся крамола!
Будет много знать корова,
так не даст себя доить…
Молочко то любишь пить?
И запомни, Принц Вишван,
знанья – вот источник ран.
Избежать чтоб беспокойства,
мятежей, вельмож расстройства,
знанья надобно усечь…
в антресоли иль за печь.
Мудрым может быть лишь царь,
потому как государь!
Потому, как не о каждом
должен думать он –
о важном.
Вот за это и не зря
любит мой народ меня!
Тут Карат, поймав смятенье
в глубине восточных глаз,
поспешил ответ расширить,
дать примеры в мудрость фраз.
И, прокашлявшись не громко,
прессу пузом отстранив,
он заметил тихо, скромно:
«Царь к народу терпелив!»
– Эй, оркестр, а ну-ка грянь-ка!
Ждём мы песен, принц Вишван.
Ты ж певец, а не политик.
Вот и бей в свой барабан!
Принц запел, но голос сильный
вдруг издал восторга стон –
это Маша в зал проплыла,
чтоб в слезах умылся трон.
В белых шёлковых перчатках
выше локтя и в фате
Маша, персик длинноногий,
скоро шла к своей судьбе.
Шла она невестой бледной,
не
