за неправильно собранную подшивку репортажей.
Да ведь и не была она уже той девчонкой.
– Послушай, – стараясь говорить максимально спокойно, в итоге практически зашептал, – они бы всё равно нас не убили. Мы им нужны. Но, даже если вдруг… ты не должна так делать. Ты жить должна.
Медленно, постоянно вздрагивая, Волкова оторвала-таки голову от колен. И от взгляда… от взгляда серых, налитых кровью и полных неописуемой боли глаз Денису стало дурно. Словно воздух в хлеву в одно мгновение закончился.
– А ты?
Голос оказался совсем чужим, совсем незнакомым. Как будто не ей принадлежал. Глухой, безжизненный, низкий, он звучал сущей пыткой, от которой никуда нельзя деться. И сил хватило лишь на то, чтобы, голову опустив, слабо пожать плечами. Невесёлый смешок сорвался с губ сам собой.
– Моя жизнь не стоит полутора тысяч долларов. И даже штуки.
О сумме, в которую их оценили, сказал Аслан. Поставил перед скупым фактом, выбившим последнюю, самую крохотную надежду на что-то. И целый вечер прошёл в мучительном метании меж двух вариантов: рассказать или промолчать. Но выбранное поначалу безмолвие давило безжалостно, сжимало глотку незримой хваткой, и продержаться получилось совсем недолго. Не хотел, чтобы она догадалась сама, случайно заглянув в глаза или уловив по голосу, потому выдал всё, как на духу. Лишь об одном умолчал: верить им больше не во что[2].
Мнимые расстрелы практиковались часто. Денис на собственной шкуре испытывал их несколько раз, слышал рассказы коллег, но сам всегда помалкивал. А сейчас, сказав ей о том, что их бы не убили, впервые за всё время заточения соврал, нарушив данное самому себе обещание говорить правду. Теперь уже не до того.
Да и не знал он наверняка, прав ли. Ведь каждый расстрел мог из искусственного стать настоящим.
Волкова внезапно дёрнулась, отпрянула назад – откуда сила только! – и посмотрела прямо в глаза. Совершенно неожиданный выкрик получился таким сильным, что эхо его разлилось по воздуху, ударилось о щербатые стены и взмыло к потолку.
– Да нет у неё цены!
Сиплый выдох – всё, на что хватило сил. Денис смотрел на неё так, словно видел впервые, и чувствовал, как тупая боль медленно, но оттого не менее упорно завладевала им целиком, погружая если не в оцепенение, то во что-то очень близкое точно. Боль, которая дарила просто дикое по своей природе разочарование.
Ведь она так и не поняла ничего.
– Какая же ты дура…
– Я дура?! – Волкова вскочила на ноги, едва не завалившись обратно. Отскочила на несколько шагов, глядя дикими глазами и бившись в нескончаемых судорогах. – А ты?! Ты?! Чем ты лучше?!
Она кричала, вопила одно и то же, совершенно растеряв всяческий контроль над собой. Хриплый голос проникал под кожу чем-то острым, заставлял всё внутри покрываться льдом, и хватило Дениса ненадолго. Резко поднявшись, он схватил Волкову
Имеется в виду инфляция. На октябрь 1992‑го года курс составлял примерно 400 рублей за 1 доллар США. Среднемесячная зарплата по Москве составляла 20 долларов
