со стороны его оппонентов становится более критическим. Устойчивым становится утверждение, что «новый историзм» – неоригинальное направление, что его положения заимствованы из других дисциплин.
В 1985-1986 гг. Дж. Доллимор [106] и А. Синфилд [114] увидели в «новом историзме» своеобразную версию дилеммы «субъект/структура», характерную для марксистской критики. Смысл марксистского подхода к анализу художественных произведений прошлого состоит в исследовании противоборства исторического субъекта (автора произведения или одного из его персонажей) и господствующей социальной организации. Гринблатт видоизменил марксистский подход довольно существенно, дополнив традиционное для марксизма противостояние «субъекта» «структуре» следующей фазой, внутри которой борющийся субъект приходит в соответствие со структурой. Эта концепция, получившая название теории «ниспровержения / сдерживания» (Theory of subvertion and containment), была описана Гринблаттом в его статье «Невидимые пули» 1985 г., вышедшей в сборнике «Политический Шекспир» под редакцией Доллимора и Синфилда. Позднее этот текст стал частью книги «Шекспировские сделки» (1988). Теория «ниспровержения / сдерживания» будет рассматриваться подробнее в третьей главе. Здесь же важно отметить, что ничего, кроме разновидности марксизма, А. Синфилд и Дж. Доллимор в «новом историзме» на этом этапе не увидели.
Обвинения в излишней привязанности к марксизму звучали и позднее. В 1987 г. в ведущем журнале Ассоциации современных языков (Publications of the Modern language association) появилась статья Э. Пехтера «"Новый историзм" и его неудачи», в которой Пехтер увязывает марксизм и «новый историзм» очень тесно [104, с. 292]. Эти публикации вызвали внутри «нового историзма» тенденцию к саморефлексии. Авторы направления попытались сами определить расстояние, которое отделяло их от литературоведческого марксизма. И, как оказалось, далеко не все авторы согласились с теорией «ниспровержения / сдерживания», предложенной Гринблаттом. Например, у Л. Монроза она вызвала серьезную озабоченность.
Л. Монроз полагал, что схема Гринблатта создает слишком нединамичное представление об обществе и культуре. В частности, он критиковал приписываемую власти способность продуцировать подрывные поползновения с целью их последующего сдерживания. По его мнению, эта теория не учитывает тот факт, что господствующая идеология существенно зависит от профессиональных, классовых и личных интересов поэтов, драматургов, прочих деятелей культуры, позиции зрителя, читателя, слушателя, а также от автономии самого произведения, его «специфических свойств, возможностей, ограничений» [13, с. 20].
К концу 80-х годов отношение к «новому историзму» меняется. Направление рассматривается уже как вполне самостоятельное, хотя неясной остается его дисциплинарная принадлежность. Крайне важным в этом отношении стало выступление X. Уайта в сборнике «Новый историзм» в 1989 г., в котором он высказал довольно гибкое мнение относительно проблемы дисциплинарное. «Весь опыт исторических исследований
