Спокойно. Кстати, вечером я пойду погуляю.
– Да? – Мать приятно удивилась. – С кем?
Я отпил воды.
– С парнем из соседнего дома.
– С Ноахом, что ли?
– Да.
– Он хороший, правда, Яаков?
Отец задумчиво уставился в свою тарелку. На подбородке его застыла капля соуса.
– Правда, – согласился он. – Но они совершенно другие люди.
Мать нахмурилась:
– В каком смысле?
Отец невинно пожал плечами.
– И все-таки мне интересно, что ты имеешь в виду. – Мать приподняла брови.
– Я имею в виду, – пробубнил отец, – что Ноах Харрис далеко не Шимон Леви.
– Глупости. По-моему, он вполне менш[61].
– В разных местах разные ценности. Ты сама сказала: здешние дети на световые годы впереди.
– Вообще-то я говорила об успеваемости. – Мать положила приборы на тарелку. – Так что позволь с тобой не согласиться.
– А что они вытворяют во время молитвы?
Мать, не глядя, убирала со стола.
– Скажи мне, Арье, – отец посмотрел на меня, – куда ты идешь?
Я пожал плечами:
– Сам не знаю. – И я почти не соврал, хотя впервые в жизни утаил от родителей правду. – Ноах хочет познакомить меня с одноклассниками.
– Вот хитрюга, – еле слышно произнесла мать.
– А те девушки, – поинтересовался отец, – с барбекю?
– Что девушки?
– Они тоже будут?
– Не знаю. – Я покраснел.
– Разумеется, будут, – ответила мать. – И Ари непременно нужно с ними пообщаться. Раз уж им еще год вместе учиться, верно?
Отец вновь сосредоточенно принялся за спагетти.
– Синтия нам рассказала о девушке Ноаха, – продолжала мать, – она милая, они уже много лет вместе.
– Ее зовут Ребекка, – сообщил я.
– Подумать только, они такие юные – и уже любят друг друга. – Мать отвела глаза, покрутила кольцо на пальце. – А с другой стороны, почему бы и нет?
Почти восемь. Я сидел в своей комнате, закрыв дверь, и нервно перелистывал сочинение Ноаха. Наконец у меня зазвонил телефон.
Я вскочил с кровати, посмотрел в зеркало. Густые, непослушные каштановые волосы растрепаны, кроссовки поношенные, не поймешь, мужские или женские, вместо рубашки с длинным рукавом я надел поло, отчего мой стандартный черно-белый наряд выглядел не так уныло. Я уже давно тщательно брился, почему же именно сегодня решил оставить щетину? Почему края моих бровей так упорно стремятся к вертикали? А вдруг набрать хотя бы десятую часть мышечной массы Ноаха физически невозможно? Другие люди тоже считают свое лицо совершенно невзрачным, таким, на которое взглянешь – не запомнишь? Недовольный увиденным, я глубоко вздохнул, заправил цицит в штаны и вышел из комнаты.
– Има?
Растянувшись на диване в гостиной, она читала очередную
Благородный, добрый и хороший человек (
