и произносил покорно:
– Каюсь!
Отпустив Шабашкину грехи, отец Павел взялся за Тарасыча. Отец Петр пытал Сашка, а отец Афанасий Ленчика. Николай Угодников уже исповедь прошел и теперь во всем вторя монахиням кланялся и прикладывался к иконам, след, вслед за последними послушницами, обходя по часовой стрелке обширнейшее пространство храма.
Шабашкин недолго думая, последовал за товарищем.
Разговор
– Я сразу заметила, ты отличаешься от своих товарищей! – произнесла мать Леонида, не поднимая головы, она торопливо писала на листе бумаги, сидя за письменным столом.
Ростислав неловко приткнулся возле двери. Неуверенно оглянулся на келейницу, одарившую его сумеречным взглядом. Келейница, престарелая женщина, по всему видать, со скверным характером, торопливо пронесла настоятельнице большую пуховую шаль белого цвета, с поклоном подала. Настоятельница, не глядя, взяла и мановением руки отослала келейницу прочь. Вечер был прохладным, и зябко поежившись, мать Леонида обвернула плечи шалью, встала, повелительным тоном позвала:
– Мать Варфоломея!
Келейница послушной тенью встала перед настоятельницей.
– Слушаю, матушка!
– Включи-ка электрокамин да согрей нам чаю! Разговор предстоит долгий! – кивнула она Шабашкину.
– Пирожные подавать? – робко спросила келейница.
– А и подавай!
Настоятельница сделала знак рукой.
– Пошли, что ли, в столовую?
Ростислав молча повиновался.
Принимала Шабашкина настоятельница у себя в резиденции, в розовом двухэтажном доме. Ростислав нервно оглядывался, путешествуя вниз по лестнице, со второго этажа на первый, следуя за горделивой фигурой матери Леониды.
Повсюду, на подоконниках цвели комнатные розы и сладкий дух, перемешанный с запахом ладана, щекотал ноздри непривычного к столь насыщенному воздуху, работяги.
– Что же во мне необычного? – усевшись за овальный стол, накрытый кружевной скатертью, спросил Ростислав.
– Глаза! – ответила настоятельница, кутаясь в шаль. – Тебя взгляд выдает!
Ростислав недоверчиво усмехнулся.
– Так смотрят либо помешанные, либо творческие натуры, либо колдуны!
– Наверное, я помешанный! – рассмеялся Ростислав.
– Я не люблю колдунов! – резко сказала мать Леонида. – Они молоко портят!
– Как так? – не понял Ростислав.
– Скисает молоко, – пояснила настоятельница, – а у нас молоко – это прибыль, деньги монастырю нужны, как воздух!
– Отчего же скисает? – все еще не мог взять в толк, Шабашкин.
– Ты дурак или как? – наклонилась к нему она.
И тут он впервые
