Еву свободил, смерть умертвил!» Радость его передалась унывающему брату; искушение мгновенно исчезло, и иноки в мирном и веселом духе возвратились в монастырь.
А монахиня Капитолина (Ксения Васильевна) в записях своих оставила нам свидетельство о воззрении преподобного на уныние и радость вообще: «Веселость – не грех, матушка, она отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет. Оно все приводит с собою. Вот и я, как поступил в монастырь-то, матушка, на клиросе тоже бывал; и такой веселый-то был, радость моя! Бывало, как ни приду на клирос-то, братия устанут; ну и уныние нападет на них, и поют-то уж не так, а иные и вовсе не поют. Все соберутся, а я и веселю их; они и усталости не чувствуют! Ведь дурное что говорить ли, делать ли – нехорошо, и в храме Божием не подобает. А сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех пред лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был, – вовсе не грешно, матушка».
И этот дух Христова мира и радости все более возрастал в преподобном, дойдя потом до постоянной пасхальной радости; отчего он часто и называл своих собеседников «Радость моя!» или встречал приветом: «Христос воскресе».
Какова была борьба у Прохора с плотскими движениями, это нам неизвестно. Правда, в своих наставлениях он говорит: «Человеку в младых летах можно ли гореть и не возмущаться от плотских помыслов?!»
Следовательно, не свободен и он был от этих приражений естества. Но нет никакого сомнения, что эти страсти не имели в нем материала: чистый от юности, он без труда преодолевал находящие на него помыслы и даже обращал эти искушения вражии в поводы к добру тем, что противился им: «Если мы не согласны со влагаемыми от диавола злыми помышлениями, то мы добро творим».
«В этих нападениях, – учил он, – тотчас же нужно обращаться с молитвою к Господу Богу, да потухнет искра порочных страстей при самом начале. Тогда не усилится в человеке пламень страстей».
Этот «нечистый дух только на страстных имеет сильное влияние, а к очистившимся от страстей приражается только со стороны, или внешне».
Так именно «внешне» лишь приражался он к нему самому, не находя в святом послушнике пищи и палимый его молитвою при первых же искусительных приступах своих. И впоследствии он дерзновенно говорил о себе духовнику Дивеевской обители о. Садовскому так: «Как я и сам – девственник, батюшка, то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были бы только одни девушки».
И Н.А. Мотовилову объяснял он, что дев-инокинь нужно устраивать отдельно от вдовиц, по повелению Самой Божией Матери. «К нам придут вдовицы и отроковиц с собою приведут, – говорил он дивеевской сестре Матроне. – Но мы, матушка, особенных чувств от вдовиц. Они во многом различны от нас (девственных). Девица услаждается только Сладчайшим Иисусом, созерцает Его в страданиях и вся свободная духом служит Господу; а у вдовицы много воспоминаний о мирском: «Как хорош был покойник-то наш! Какой он был добрый человек!» – говорят они».
