за разом снимали буквально за всякую мелочь, что бы через пару часов поставить обратно, добавляя ещё одни полные сутки. Вот тогда я понял, почему пытка бессонницей вовсе не такой уж миф.
Примерно через пару месяцев подобной жизни в моем невероятно усталом от постоянного недосыпания мозгу всё чаще стала возникать навязчивая мысль: проломить башку сволочуге – сержанту, после чего встать на лыжи и уйти куда-нибудь в бескрайнюю заснеженную тундру. А потом спать, спать и ещё раз спать, и будь – что будет. Возможно, так бы оно и вышло, не произойди в моей армейской жизни положительных перемен.
Как-то, в один из морозных зимних дней к нам на точку приехал дежурный офицер и приказал мне сдать дневальство и срочно отправляться в часть, к главному по спортивной подготовке, майору Саблину.
Армейский автобус отъезжал туда примерно через час, и я успел за это время побриться и хоть немного привести себя в порядок.
Старенький, натужно воющий на малейшем подъёме пазик достаточно долго отмеривал свой тридцатикилометровый путь. Под его дикую тряску и громкий разговор ехавших рядом людей, я крепко, словно убаюканный матерью младенец, почти сразу уснул. А разбудить бойца смогла только чья-то сильная рука, бесцеремонно трепавшая его за плечо.
С трудом разодрав тяжёлые веки, с удивлением обнаруживаю, что автобус уже пуст, а надо мной нависли две знакомые улыбающиеся физиономии. Уверенный, что всё это продолжения сна, снова устало закрываю глаза и вновь едва не отключаюсь. Но тут же получаю ещё более откровенную встряску, которую сопровождал теперь громкий мужской смех.
Каким образом Боксёр и Гвоздь нашли меня здесь, на самом краю земли, да ещё выбили для меня десять суток отпуска, я тогда мало задумывался. Уже гораздо позже мне рассказали, что Николаич и наш спортсмен майор вместе несколько лет занимались боксом, и тот по старой памяти взялся ему помочь.
Последующие сутки мы провели в одной из мурманских гостиниц. Там впервые за последние месяцы я досыта поел и смог наконец-то выспаться. Приятели разбудили меня всего за пару часов до отхода поезда, и первое, о чем спросил Боксёр, сохранился ли в моих кулаках былой динамит. Честно признавшись, что всё это время было просто не до того, всё же уступаю настойчивой просьбе тренера, и прямо в номере провожу короткий тест на профпригодность. Несмотря на то, что боксёрская лапа Николаича была усилена двумя слоями войлока, рука его была отбита буквально за несколько секунд.
– Ладно, потянет, – удовлетворённо кинул Боксёр, поспешно скидывая кожаный снаряд с руки.
– Злой кулак у тебя стал, Саня. Не зря говорят, что армия закаляет.
– Озлобляет, – поправил его я, запихивая лапу в большую спортивную сумку.
– Бой у тебя через пять дней. Выиграть надо обязательно, поэтому начнём набирать форму прямо в поезде, – напутствовал меня Николаич, потирая и разминая свою отбитую правую кисть.
Тот поединок был моим, как, впрочем, и те дни, что оставались от краткосрочного отпуска.
