предстоял не то чтобы долгий – месяц даже не успеет налиться полным ликом Серебряной Матери и пойдёт на убыль. Но Ниму было боязно впервые покидать родные земли, расставаться с семьёй и начинать новый путь.
Ним подрисовал ажурную лепнину и поставил в углу листа свои инициалы: Н.Ш. – Нимус Штиль. На него уже стали косо поглядывать лоточники. Странный парень, ничего не покупает, только пергамент рисунками пачкает. Ним устоял перед искушением и не купил даже сахарного петушка, ведь деньги ещё пригодятся в Солоноводном, глупо растрачивать их на торжище. Он убрал книжку с карандашом и зашагал к пристани, стараясь не обращать внимания на сгущающийся вокруг него запах рыбы.
Первые два дня плавания дались Ниму тяжело. Отец предупреждал о коварстве морской болезни, терзающей даже привычных к водным путешествиям так жестоко, что порой забирала их души. Матушка нашила Ниму подушечек с нюхательными солями и со слезами на глазах просила почаще вдыхать ароматы, чтобы прогонять дурноту. Ним горячо пообещал ей всеми силами бороться с корабельным недугом и поклялся тут же по прибытии отправить письмо домой.
Пока судно готовилось к отправлению, Ним рисовал в книжке очертания города и стоящие на якорях корабли и долго не замечал, что ему через плечо заглядывает незнакомец.
– Красиво как, – вздохнул юноша, и Ним вздрогнул, черкнув грифелем через рисунок. – Я так не могу.
Ним с недовольным видом повернулся к чужаку. Тот был высок, тонок и темноволос, а в светло-карих глазах плескалось что-то похожее на зависть.
– Не всем дано, – напыщенно хмыкнул Ним.
Хоть ему не нравилось, когда за его работой подглядывали исподтишка, но от похвалы по лицу всегда невольно расползлась улыбка.
Ним как бы невзначай перелистнул страницу, показывая зарисовку святилища, которой он гордился.
– Научи меня, – выпалил незнакомец. – Пожалуйста. Я только буквы рисовать умею, ну, имя своё чтоб писать.
– Я и сам не вполне научен, – буркнул Ним в ответ. – Плыву поступать в ученичество. Слыхал про Солоноводное учебное святилище? Оно даже краше, чем Зольмарское в Царстве. Там ценят искусства и ремёсла, ходит молва, что в Княжествах обучают куда тщательнее, чем у нас.
– Чему же ещё учить, раз тебя так карандаш слушается… – вздохнул юноша. – А чудно́, да? Княжеские земли дикие, а святилище-то красоте всякой учит.
Ним с ложной скромностью пожал плечами и добавил на почти законченный рисунок несколько уверенных штрихов, умело скрывая неверную чёрную линию, возникшую оттого, что дёрнулась рука.
– Буду писать великие картины. Не карандашом по пергаменту – цветными красками по холсту и доскам. Смогу писать людей так, что от отражения в зеркале не отличишь.
– Значит, нам выгодно стать друзьями, – улыбнулся юноша. – Я – Фелдо Кихс. Сын торговца, что везёт
