все, за чем он пришел.
Колузаев вытянул руку с растопыренными пальцами, намереваясь закрыть рот говорившему, и тем заставил его замолчать:
– Слухай сюды! Не для того мы брали власть, чтобы взад вертать! Сами добьемся порядку! И без таких предателей дела револю…
– Как наведете?! – перебил, распаляясь, Ботт. – Как?!
– Во, как! – Колузаев выхватил из кармана куртки небольшой английский браунинг и потряс им перед носом парламентера:
– То и передай главнокомандующему прапорщику Константину Павловичу, – съязвил он. – Разговор окончен! Шабаш!
Ботт, видимо, не ожидал, что его дипломатическая миссия так быстро провалится. Он стушевался и замешкался, переминаясь с ноги на ногу:
– Может все-таки вам встретиться? Договориться? Сколько крови прольется! – неуверенно выложил он свой последний аргумент.
– А нам вашей не жаль! Пущай льется! Рекой! – рубанул по столу Колузаев рукоятью браунинга.
– А ваша? – потухшим голосом возразил Ботт.
– На то мы и большевики, шоб помирать за дело революции. Бить белую сволочь и в хвост, и в гриву! До полного стребления! Так и передай!
Ботт вышел за дверь, а вослед еще долго летели угрозы и оскорбления.
Наконец Колузаев успокоился и продолжил обсуждение плана борьбы с Осиповым.
Минут через десять раздался стук и в штаб реввоенсовета вошел рабочий Тучков:
– Товарищ председатель, тут от Белова два мадьяра, – доложил он, кивнув на дверь. – Пробрались из крепости…
– Вот и связь с гарнизоном! – радостно вздохнул Колузаев и потер руки:
– Как вдарим! А – а?! – озорно огляделся он. – Перво-наперво телеграф. Нужно сообщить в Москву.
Разговор оживился.
– Разнесем из орудий телеграф-то?
– Ну, мы ж не в телеграф-таки палить будем, а по баррикадам.
– Жителей побьем сколько…
– Всех не побьем, Кто-то да останется. Или шо прикажете: договариваться с буржуйскими подголосками? – вспыхнул Колузаев.
С рассветом 20 января орудия крепости и батарея железнодорожных мастерских начали обстрел мятежных красноармейцев, укрепившихся на центральных улицах города. Уже к полудню мадьяры и рабочие выбили их из Ташкента, ликвидируя мелкие группы, не успевшие отступить с основными силами полка. Победители бродили по Госпитальной улице, подбирая оружие, расстреливая отставших и добивая раненных.
* * *
За сутки больница Валентина превратилась в грязный фронтовой лазарет. Палаты и больничные коридоры были забиты раненными. Не хватало
кроватей и вновь поступивших укладывали прямо на полу, подстелив голый матрац, старое одеяло или просто солдатскую шинель.
Медикаменты и перевязочный материал закончились. В помещении больницы стоял кислый запах лекарств и крови, усиленный едким смрадом табака. Солдаты курили махру тут
