так же – всё ещё только собиралось происходить в будущем.
То есть – там и тогда, где (даже как душа у монитора) – была уже прошлой душой: находясь лишь там, где явило себя всё многомерие мира.
Где играет волшебная лира всевозможнейших версификаций. Где мой Перельман, бесполезнейший гений, был ещё более сложен и прост, нежели в собственной студии, откуда его душа отправила его тело за водкой, дабы ничто ей сейчас не мешало.
Вот что вдруг открылось: ни много, ни мало.
– Я желаю вам только добра, – настойчиво и бесполезно повторила Хельга.
Хельге, настойчивой Хельге, был нужен не сам Перельман, и плевать ей было до жизненных интересов помянутого Перельмана, но – вот без своего будущего (а оно в моём «её мире» немыслимо без моего экзистанса) она не могла обойтись: ей жизненно необходимо было его (помянутого Перельмана) жизненное пространство.
Пространство его сомнительной (человеческое – всегда сомнительно) гениальности.
А ведь он ей его предложил Но она не заметила предложенного. Поскольку истина, известно, анонимна.
– У вас нет будущего, – сказала она. – Поскольку нет имени (она понимала его лишь начинающим литератором); более того – у вас нет и времени, чтобы его создать: вы уже великовозрастный мальчик.
Его душа у монитора удивилась тому факту, что для «создания будущего» – необходимо время. Его душу можно было понять: она попросту наблюдала за будущем временем – на своём экране (по необходимости вводя туда прошлые и настоящие времена).
Однако некоторые вещи следует формулировать. Перельман встретился с Хельгой, как с некоей реальностью мира.
Перельман приучал себя к миру. Надо каждое утро говорить себе: «Сегодня меня ждёт встреча с глупцом, наглецом, грубияном, мошенником.» (Марк Аврелий, римский император из династии Антонинов, философ, представитель позднего стоицизма, последователь Эпиктета. Последний из пяти хороших императоров).
Скажем прямо: желая Перельману (своего) «добра), Хельга зазывала его в литературные негры.
Ничего постыдного: так распределялись ограниченные ресурсы поместной (получившей удел на кормление) богемы. Разве что в случае с Перельманом (бес-полезным гением) – нельзя использовать запределье в качестве кирки или лопаты для построения личного счастьица; точнее: можно попробовать и (даже) разувериться в жизненной необходимости его прозрений для своего счастьица.
Перельман даже и встретился с Хельгой – просто потому что «Когда остаёшься один, нужно точно знать, с кем ты остаёшься.» (Бенедикт Спиноза); так вот они сейчас и со-существовали: словно бы души свои заключив в разные (не сопоставимые и несовместимые) реинкарнации смыслов.
Он приготовился спросить (тем самым, узнав, заключить), но она его опередила: словно бы (по женскому праву) вошла в открытую дверь, не задумываясь, стоит ли в неё ломиться.
– Вы оторвались от жизни. Сами упоминали годы беспросветного алкоголизма. А теперь, все резервы и сроки растратив (и все те тараканьи бега пропустив, в которых она преуспела) вы захотели вернуться. Но не выйдет у вас ни черта, ибо заняты все места. Кроме места
