на верху? Нет, не знаю. Но среди игрушек ходит слух, что его знают только те, кто постоянно живёт на ёлке. Ну, или, часто здесь бывает.
– Тогда понятно, откуда Фроська о нём знает.
На это ковбой ничего не ответил.
– А пистолет на твоём ремне, настоящий?
Ковбой, резким, почти незаметным, движением выхватил пистолет из кобуры и несколько раз покрутил его на пальце, а затем, так же быстро, вернул его на место.
– Конечно.
– Круто. А меня так научишь?
– Без вопросов, – и ковбой подмигнул своим пластмассовым глазом.
– Ну, ладно, – Артём встал с корточек, – нужно идти, а то мама меня потеряет и такое начнётся…
Он приподнял ковбоя. Встал к нему спиной и примотал его к себе шнурком. Теперь ковбой ему в этом помогал.
Проверив надёжность крепежа, Артём снова начал карабкаться вверх по стволу.
Двигаться было легко. Ковбой старался помогать мальчику: он следил за тем, чтобы крепёж не ослабевал; старался принять такое положение, чтобы не затруднять движения мальчика, а чтобы не было скучно – насвистывал различные мелодии.
– А другие солдатики тоже разговаривают? – поинтересовался Артём, перелезая через очередную ветку, плотно замотанную новогодним «дождиком».
– Нам нельзя об этом говорить, – ответил ковбой и перестал насвистывать. – Но тебе, так и быть скажу – да, мы все можем говорить.
– А это только на Новый год? – не унимался мальчик.
– Конечно, Новый год – это особая пора, но мы разговариваем всегда. Но только, если рядом нет людей.
– Круто, – выдохнул Артём облачко тумана.
– Да, круто, – подтвердил ковбой и вокруг него тоже образовалось облачко тумана.
– Холодно, – с болью в голосе отозвался мальчик.
Его пальцы сковывало холодом, а капельки пота на лице начали превращаться в льдинки.
Артём, с трудом, взобрался на очередную ветку. Как только он на ней оказался, то тут же начал прыгать на месте и растирать окоченевшие от холода пальца на руках.
– Что так холодно? – спросил он, стуча зубами от холода. – Может мама окно открыла, чтобы проветрить комнату?
– Не похоже, – поёжившись, ответил ковбой. – Тут что-то другое, – он потянулся к кобуре на поясе.
Одиноко висящая лампочка от гирлянды зловеще моргала. Тени от неё то удлинялись, то, резко, съёживались. Повсюду царил жуткий полумрак. В местах, куда свет вообще не попадал, клубилась тьма – непроглядная, жуткая. Складывалось ощущение, что в этом мраке затаилось немыслимое и не дружественное, со злобой наблюдающее. И холод, пронизывающий до самых костей. А ещё звук – очень тихий, настолько тихий, что его можно спутать с шёпотом. И в шёпоте этом слышны цоканье и утробное урчание. Пугающие фиолетовые огоньки то вспыхивали, то гасли между ветками. Артём сжал кулаки с такой силой, что косточки на его руках побелели. Ковбой надвинул шляпу на глаза и покрепче сжал свой пистолет.
Неожиданно,
