обычаю сметал все, что клали на его тарелку, запивая еду большим количеством воды. Несмотря на то что мама – весьма умная женщина, проводившая достаточно много времени за изучением книг о здоровом питании, – строго поглядывала в его сторону каждый раз, когда мальчишка хватал стакан, его совсем это не смущало, а будто даже наоборот, подзадоривало.
Я же не притронулась к своей порции. И все это, конечно, заметили.
– Как прошел твой день в новой школе, Ламия? – спросил папа, отложив вилку в сторону.
Я пожала плечами вместо ответа. Это означало «средне».
– Подружилась с кем-нибудь?
– Да, – вспомнив о Руби, выдала я.
– Здорово. – Папа улыбнулся и вернулся к еде: разговор по душам с дочерью можно считать завершенным. – Это очень хорошо.
А мне так не казалось.
Когда я все же заставила себя положить в рот немного салата, пришлось хорошенько постараться не обращать внимания на изучающий взгляд мамы. Так взволнованно она смотрела только в особых случаях, и обычно это предвещало серьезный разговор.
Поэтому, когда мама аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола, попросив меня пройти с ней во двор, я уже не была ни удивлена, ни встревожена.
– Кани, после ужина сразу ложись спать, – сказала она. – Завтра тебе рано вставать.
– Хорошо, умми[12], – с набитым ртом отозвался Кани. – Спокойной ночи.
Мама улыбнулась ему и вышла из кухни. Я последовала за ней.
Во дворе, уже накрытом простыней ночи, пахло весной. Цветы, которые наверняка сыграли большую роль, когда мама листала список наших потенциальных новых домов, уже начали выбираться из земли, готовясь засыпать собой весь двор к приближающемуся лету. А еще у нас имелась небольшая деревянная беседка, под которой можно было выпить чаю в какой-нибудь особенно теплый денек. Именно к этой беседке двинулась мама. На столе уже стояли две чашки, термос и тарелка с печеньем. Значит, мама готовилась к этому разговору заранее.
– Присядь, Ламия, – сказала она, и я послушалась. – Расскажи мне, что тебя тревожит в новой школе.
– Ничего, – быстро соврала я, не дав лжи зазвучать в моем голосе. – Все нормально.
– Я ведь твоя мать и пожила побольше твоего. Я прекрасно чувствую людей, и мне все-таки кажется, что твой день прошел не лучшим образом.
Это получилось само собой: я заерзала на стуле, и весьма заметно. Да и на что я могла рассчитывать, когда врала в лицо этой мудрой женщине? Хоть ей и был всего сорок один год, выглядела мама намного моложе, а вот умом всегда блистала и резко отличалась от своих сверстниц, мысля порой так, будто ей все восемьдесят, и прожила она действительно очень долгую жизнь.
– Ты ведь можешь мне все рассказать, Ламия.
Мама слабо улыбнулась и пододвинула чашку с чаем в мою сторону. Я обхватила ее пальцами и опустила взгляд вниз, не зная, что вообще должна ей рассказывать.
Честно
Мама (араб.).
