пробивным или же слишком сумасбродным для арт-рынка. – Я попытался возразить, но он отмахнулся, не дав перебить себя. – Вы полагаете, что мне следовало бы писать абстрактные картины или хотя бы, как Уорхол, консервные банки, бутылки кока-колы, Мэрилин Монро. Вот что вам нравится, признайтесь. Здесь, в офисе, у вас висят старинные гравюры, но дома у вас красуются «Гёте» или «Бетховен» Уорхола, потому что вы хотите показать, что образованны и не старомодны, что любите все современное. Не так ли?
Тон его был презрительным, взгляд враждебным. Я хотел объяснить ему, какие картины висят у меня дома и почему, но потом решил, что это его не касается, пусть думает обо мне что угодно.
– Неужели картина для вас важнее, чем ваша подруга?
– Вы не знаете, о чем говорите. Что вы смыслите в моей картине? Что вы смыслите в женщине? Ровным счетом ничего, ни в картине, ни в женщине. Возможно, она сама хочет вернуться к мужу. Ведь он дает ей комфорт – с прислугой, путешествиями, конным спортом, теннисом, деньгами. Вы ее об этом спрашивали? Что она станет делать, когда ее собственные деньги закончатся, а мои картины еще не начнут толком продаваться? Наймется домработницей? Уборщицей? Пойдет на фабрику? И вообще, какое вам до этого дело?
– Я должен составить контракт. Непристойный контракт. А вы спрашиваете, какое мне до этого дело.
– Успокойтесь. Ирена Гундлах – взрослая женщина. Какой бы контракт вы ни составили, что бы мы с ее мужем ни подписали, она поступит так, как пожелает. Если я ей скажу, что все кончено, а он ей скажет, что она вновь принадлежит ему, то она пошлет его к черту, а мне не поверит. Нет, не говорите мне о непристойности. Двое мужчин попали в передрягу, они хотят поправить дело, но удастся ли им сделать это, целиком зависит от женщины. Старая история.
Сказав заключительную фразу, он успокоился. Резкость теперь сочеталась у него с самообладанием. Он поднялся:
– Я согласен на любые условия. Пусть он решает, где, когда и что должно произойти. Вы знаете, как меня найти.
Если бы сегодня кто-то из клиентов обратился ко мне с подобным предложением, я бы указал ему на дверь. Но тогда я не знал, что сказать, и лишь молча смотрел, как Швинд покидает кабинет.
Посоветоваться с одним из старших адвокатов? Однако моя неплохая репутация в нашей фирме объяснялась отчасти тем, что я никогда не просил совета и решал все проблемы сам. Я подумал было о судье, у которого начинал стажером и с которым у меня сложились особенно доверительные отношения. Но я догадывался, чтó он мне скажет.
У администратора зазвонил телефон: это был Гундлах. Неужели он нанял детектива, который следил за Швиндом и доложил, когда тот пришел в офис и когда ушел?
– Подготовьте текст контракта сами. Не стану вмешиваться в работу профессионала. Но позвольте дать рекомендацию по процедуре.
