что господин Гонзаго не оставил своими милостями никого, кроме нас. Пинто женился на даме из Турина, Матадор держал фехтовальную академию в Шотландии, Жоэль де Жюган купил дворянство где-то в глуши Нижней Нормандии.
– Да-да, – кивнул Плюмаж, – они были спокойны и довольны. Но Пинто был убит в Турине, Матадор был убит в Глазго.
– А Жоэль де Жюган, – продолжил брат Галунье, – был убит в Морле. И все одним и тем же ударом!
– Ударом Невера, черт возьми!
– Да, страшным ударом Невера!
Они разом замолкли. Плюмаж приподнял поникшие поля шляпы, чтобы стереть пот со лба.
– Остается еще Фаэнца, – наконец промолвил он.
– И Сальданья, – дополнил брат Галунье.
– Гонзаго много сделал для них. Фаэнца теперь шевалье.
– А Сальданья барон. Но придет и их черед.
– Немножко раньше, немножко позже наступит и наш, – прошептал гасконец.
– И наш, – вздрогнув, шепотом подтвердил Галунье.
Плюмаж приосанился.
– Знаешь, дорогуша, – произнес он тоном человека, примирившегося с судьбой, – перед тем как рухнуть на мостовую или на траву с дыркою между бровей – я ведь понимаю, что победить его не смогу, – знаешь, что я ему скажу? А скажу я, как когда-то: «Эх, малыш, пожми мне только руку и, чтобы я умер со спокойной душой, прости старика Плюмажа!» Ризы Господни, именно так я и скажу.
Галунье не смог удержаться от гримасы.
– Я тоже постараюсь, чтобы он хоть поздно, но простил меня, – сказал он.
– Желаю удачи, золотце. А пока что он изгнан из Франции. Можно быть уверенным, что в Париже мы его не встретим.
– Можно, – повторил Галунье, но не слишком убежденно.
– Одним словом, в мире это единственное место, где меньше всего шансов повстречать его. Поэтому я здесь.
– И я тоже.
– И еще я хочу напомнить о себе господину Гонзаго.
– Да уж, он кое-что нам задолжал.
– Сальданья и Фаэнца окажут нам протекцию.
– И мы станем важными господами, как они.
– Раны Христовы! Из нас с тобой получатся неплохие щеголи, дорогуша!
Гасконец крутанулся на каблуке, а нормандец весьма серьезно заметил:
– Мне идут роскошные наряды.
– Когда я пришел к Фаэнце, – сообщил Плюмаж, – мне объявили: «Господин шевалье отсутствуют». Отсутствуют! – повторил он, пожав плечами. – Господин шевалье! А я ведь помню те времена, когда он юлил передо мною.
– Когда я явился в дом к Сальданье, – подхватил Галунье, – здоровенный лакей презрительно смерил меня взглядом и процедил: «Господин барон не принимает».
– Эх, – крякнул Плюмаж, – когда у нас тоже появятся верзилы-лакеи, мой, черт побери, будет груб, как подручный палача.
– Ах, – вздохнул Галунье, – мне хотя бы домоправительницу!
– Все у нас будет, дорогуша, прах меня
