к лежащему квотербеку. Раз Лемастер сделал это раз, может сделать и снова – один или вместе с другими. Опасность витает в воздухе; защитники «орлов» выстраиваются, готовые продолжать игру. В разуме Гибсона работают обе системы: система I автоматически реагирует на угрозу важному члену команды, а система II сознательно рассматривает варианты. Что делать? Велеть Писарчику падать на мяч на третьем дауне, рискуя подставить его под новую атаку? Или выбрать такой маневр, чтобы квотербек был вне опасности?
У него есть всего несколько секунд на то, чтобы сделать выбор.
Футбольный тренер живет в более медленном мире, чем игроки в теннис, бейсбол и крикет. Скорее, он в положении врача скорой помощи, пожарного или командира группы быстрого реагирования. Жизнь для этих людей движется в стремительном темпе, и большую часть решений они принимают бессознательно. Тем не менее у них в запасе все же есть несколько секунд на раздумья. Хитрость здесь заключается в том, чтобы включать логическое мышление, когда оно помогает, и отключать его, когда лучше действовать по наитию.
В сверхбыстрых видах спорта гормонам некогда разыграться. Но в более спокойной ситуации, например, в конце футбольного матча, у них появляется несколько секунд. В течение этого периода опытные игроки стараются не думать о стратегиях и избегать мыслей, которые навязывает гормональная реакция на стресс, особенно с ростом напряжения. В конце баскетбольного матча Майкл Джордан мог даже в прыжке спокойно растягивать время. Джек Никлаус[91], возможно, не сумел бы пройти задние девять лунок всего за тридцать ударов и выиграть в 1986-м Чемпионат мастеров в возрасте сорока шести лет, если бы сознательно сосредоточивался на собственных действиях. Эти спортсмены и в стрессе сохраняли изящество, отодвинув мысли подальше. Вместо того чтобы путаться в стратегиях, они полагались на годы обучения – и реагировали рефлекторно и естественно.
Нескольких секунд мало, чтобы система номер два учла все возможности, но достаточно, чтобы гормоны повлияли на ее суждение. Белый шум вмешавшейся в дело физиологии может привести к ошибкам обеих систем.
Антонио Дамасио, один из известнейших в мире нейробиологов, опубликовал множество работ о том, как физиологические состояния, обусловленные импульсами и инстинктами, определяют наше поведение[92]. Он обнаружил, что, хотя нейроны реагируют мгновенно, в течение нескольких миллисекунд, биологические изменения, вызванные этими нервными реакциями, происходят медленнее, иногда намного медленнее: «Нервные сигналы пробуждают химические сигналы, которые пробуждают новые химические сигналы, которые способны повлиять на работоспособность многих клеток и тканей (в том числе и головного мозга), и изменить регуляторные цепи, которые, собственно, и инициировали сам цикл»[93]. Иными словами, часть нашего мозга реагирует сразу же, но для реакции всего тела требуется больше времени.
Почему же физиологические реакции занимают
Antonio Damasio, Descartes’ Error: Emotion, Reason, and the Human Brain (Penguin, 2005), гл. 6. –
Ibid., p. 119. –
