год. Главное – уходить, главное – навсегда.
– Завтра, – ответил Степан и еще раз добавил: – Прости.
Карина ничего не сказала. Утром он ушел.
Вскоре позвонила общая знакомая, та самая, что привела его в первый раз, и рассказала, что из Омска Степан привез беременную жену. Они продали квартиру умершего отца, добавили денег и купили в Москве крошечную комнату в коммуналке. Он устроился в хорошую фирму и будет копить на квартиру. Ребенок должен родиться через два месяца.
Карина слушала, кивала трубке, и ей вспоминалось, как первый раз раскинула она карты на Степана, и в ногах у него оказалась червонная дама. Грустная русоволосая дама червей, с поникшей чайной розой в руке. Она, Карина…
…Снизу послышалось оглушительное жужжание дрели. На четвертом этаже уже три месяца шел грандиозный ремонт, и от шума сотрясался весь подъезд.
Карина вздрогнула и открыла глаза. Кажется, она задремала. Или нет, просто давно, вот уже семь лет, грезит наяву, каждую свободную минуту погружаясь мыслями в далекие воспоминания и несбыточные мечты.
Она быстрым, вороватым движением перевернула страничку альбома.
Сколько раз давала себе клятву выбросить эту фотографию, да так и не хватило духу. Красуется здесь, большая, цветная, глянцевая, словно привет из прошлой жизни. Напоминание о том сказочном дне, когда, гуляя по Арбату, тогда еще бывшему Калининскому, они со Степаном забрели в фотосалон.
Заглянули смеха ради, но пожилой усатый фотограф оказался мужиком прилипчивым и красноречивым, уломал их сделать карточки.
Сначала он долго усаживал Карину в низенькое, резное креслице, учил, как держать руки – одну на коленях, другую на подлокотнике, лично пристроил в ее пальцах бумажную маргаритку. Затем заставил Степана встать у Карины за спиной, обнять ее за плечи, наклониться так, что их виски слегка соприкасались.
Мелькнула вспышка, затем другая. Степан достал бумажник, сунул старику две помятые десятирублевки – сумму баснословную по тем временам. Тот в ответ протянул Карине корешок от квитанции.
Это было ровно за день до того, как Степану позвонили из Омска.
А через четыре дня он уехал. Про фотографии Карина позабыла и пришла в салон лишь спустя пару недель, обнаружив в кармане пальто потрепанные бумажки.
Усатый подал ей конверт. Там лежали два одинаковых снимка, вызывающе красивые, изумительные по четкости и цвету. Одну карточку она послала в Омск, другую вставила в альбом и каждый вечер ревела, глядя на нее.
…Карина машинально провела рукой по глазам, хотя знала, что они абсолютно сухи. Все слезы она выплакала тогда, семь лет назад.
Саша в шутку называет ее «моя каменная леди». И вправду, Карина точно окаменела с тех пор, разучилась смеяться и плакать, навеки стала сдержанной и спокойной.
Сама себе противна, но ничего не поделаешь.
Она решительно захлопнула альбом, спрятала его обратно в тумбочку.
