часть истории всегда нравилась мне больше всего – та часть, где герой был просто человеком.
Та самая песнь, которую мама пела мне, когда мы прятались в безопасности в нашей хижине, а в чёрном летнем небе бесновались гром и молнии. До того, как я вынуждена была стать подопечной Вираг.
До того, как Охотники забрали у меня мать.
Лишь однажды я испытала такой страх. И сейчас он настиг меня вспышками, глубоко похороненными воспоминаниями. Мамина рука, выскальзывающая из моей ладони. Тусклое мерцание её серого плаща, когда она скрылась в лесу. Прядь волос, которую она вложила мне в ладонь, прежде чем покинула меня навсегда.
Я хочу вскрикнуть, но крик замер где-то в груди, вырвавшись лишь едва оформленным всхлипыванием.
Уже неважно, что я плачу прямо на глазах у Котолин и Жофии. Неважно, что Вираг может выпороть меня. Неважно, что в этот самый миг я сама вручаю им подтверждение, какая я на самом деле трусиха. Всё, что я вижу, – это мамино лицо, размытое в пятнадцатилетних воспоминаниях, отдаляющееся, тающее, тающее…
Вираг берёт меня за подбородок. Сквозь слёзы вижу, как плотно сжаты её губы, как суров её взгляд.
– Послушай, – резко говорит она. – Все мы должны сделать всё возможное, чтобы сохранить наше племя живым. Мы не можем позволить королю заполучить силу видящей. Ты понимаешь?
– Нет, – сдавленно отвечаю я, чувствуя, как сжимается горло. – Я не понимаю, почему ты хочешь послать меня на верную смерть.
Вираг, резко вздохнув, отпускает меня, признавая поражение. Но уже в следующий миг она суёт мне небольшой кусочек полированного металла. Вглядываюсь в своё отражение, немного искажённое изгибами кованого зеркала. Лицо Котолин парит рядом с моим – две полярные звезды в темноте хижины. Наши волосы блестят, как свежая изморозь. Мои не совсем белые, скорее – грязно-серые, закопчённые, как жидкая сталь.
Возможно, этого достаточно, чтобы провести Охотника, но на этом наше сходство заканчивается. Я невысокая, с крепкими руками и ногами, а Котолин похожа на гибкую иву – узкие гордо расправленные плечи, тонкое тело, длинные пальцы и хрупкие кости запястий. Кожа у неё молочно-белая, и видны голубоватые вены – словно перепончатый лист, сквозь который видно солнечный свет. А мои волосы – были – рыжевато-каштановые, словно рыжина маминой гривы была процежена, как вода, и передана мне. Мутно-зелёные глаза, маленький хмурый рот. Щёки и нос у меня постоянно розовые, а на подбородке – целая сетка шрамов, словно щетина, потому что я постоянно бегаю в чаще.
Я ожидаю увидеть, что она злорадствует, светится от радости. Но красивое лицо Котолин отражает такой же ужас, как и моё. Лишь в этот миг мы стали совершенным зеркальным отражением друг друга.
«Лгунья, – хочу сказать я. – Всего час назад ты хотела, чтоб меня забрали».
Протягиваю руку, чтобы коснуться спрятанной в левом кармане косы, но сейчас это не приносит мне утешения.
– Ивике.
Голос Котолин такой тихий, приглушённый. Никогда не слышала его
