внутри
Жить. Не свивать речей.
Не плесневеть в суете.
Если же ты в темноте,
просто иди быстрей.
Слабому – чаша лжи,
верному – светлый венец.
Смуте быть надлежит,
но это ещё не конец.
Хоть очерняй, хоть трезвонь,
суть узнаю́т по плодам.
Близится жатва, а там
плевелы ввергнут в огонь.
Зëрна продолжатся в хлеб
с привкусом солнца и рос.
Свят и безмолвен вертеп,
с нами рождëнный Христос.
Руку к груди поднеся,
небо внутри обнаружь.
Эта война, как гроза,
несёт очищение душ.
Из тысячи
Ночь. Занавеска облачна.
Лилии снежной кружево.
Память моя осколочна,
матова и завьюжена.
Нет, не отчаялась, я в строю.
Счастье – талант, искусство ли?..
Каждый быть призван арфою,
сердцем звучать без устали.
Верным быть в самой малости,
души не прочны, слова слабы.
Правда, нутром запомнить бы,
выше любви и жалости.
Выше и многомернее,
чем открывается мыслями.
Дух созерцает истину
лишь через боль и тернии.
Вихрь не умерить свищущий,
сколько дорог ни вытопчи.
Но ничего не ищущих
Ты узнаëшь из тысячи.
Мобилизованным врачам
Сегодня снова работа с пленными
и снова попался какой-то лютый.
Еле ворочал веками тяжеленными,
но сыпал матом ежеминутно.
Весь побитый, нога раскурочена,
помогаю ему с самой ночи я,
говорят, на мине он подорвался.
Но в сознании тем не менее,
успевает ещё ненавидеть и издеваться.
Утром спрашивает: «Зачем ты со мной так бережно?
Ты же русский, а я твой враг на краю агонии!»
У меня в голове было столько мыслей намешано,
потому я ответил как можно спокойнее:
«Просто хочется верить, что если я
вдруг в плен попаду к твоим,
упаду плашмя
на затоптанный и кровавый снег,
то мне помощь окажут,
поскольку я
Человек.
А потом уже русский».
Он взглянул на меня ошарашенно.
Горько.
Тускло.
Стиснул пальцы до хруста.
Улыбка сердца
Если слова мои – дождь, перешагну порог,
встану под них босой, голову запрокину.
Я приходил в твой
