но обладал и завидным здравым смыслом.
Мы втроем заново детально разобрали дело и решили, что новейший член нашей команды должен немедленно заняться библиотечными изысканиями, чтобы попытаться найти основания утверждать: арест Абеля в номере 839 отеля «Латам» утром 21 июня был произведен с нарушениями положений конституции США.
Понедельник, 9 сентября
Утром я отправился в Атлантик-Сити, чтобы прочитать лекцию для сотрудников компаний, занимавшихся страхованием жизни, о юридических проблемах, возникших в результате сравнительно недавнего развития атомной энергии в США в мирных целях. Договоренность об этом была достигнута еще весной, задолго до начала моей работы над делом Абеля.
Только около 16.00 мой автобус прибыл обратно в Нью-Йорк, и я поспешил в наш офис в центре города. Там я обнаружил своих товарищей, с тревогой дожидавшихся меня. Они походили на двух прокуроров, которые только что поймали преступника с пятью фунтами героина или обнаружили свидетеля убийства. Оба говорили одновременно, но об одном и том же: арест Абеля и его имущества в отеле «Латам» определенно противоречил конституции Соединенных Штатов.
Если мы были правы, то никакие улики, захваченные в отеле «Латам» или в студии на Фултон-стрит, не могли использоваться в уголовном деле. Более того, поскольку значительная часть таких улик уже предъявлялась большому жюри, обвинительное заключение тоже перечеркивалось как основанное на доказательствах, добытых «недобросовестным путем». Короче говоря, дело, заведенное властями на Абеля, грозило попросту развалиться.
Мы уселись, я взял на себя роль мирового судьи, который выслушивал поочередно двух юристов и задавал им каверзные вопросы. Они твердо держались своих позиций. Мы несколько раз перебрали все факты по отдельности и случай в целом. Уже стемнело, и из окон офиса мы могли видеть внизу под нами огни, высвечивавшие форму Бруклинского моста и транспортный поток, двигавшийся в обоих направлениях по Ист-Ривер-драйв. На противоположном берегу реки находилось здание федерального суда, студия на Фултон-стрит и мой дом, где за остывавшим ужином меня дожидалась семья.
Под конец я позволил себе согласиться с их выводами.
Вторник, 10 сентября
Я поднялся необычайно рано, чтобы переработать черновик письменных показаний Абеля с детальной историей его ареста. Переделку я начал поздно вечером накануне. Эти свидетельства теперь должны были послужить основанием для нашего обращения о признании недействительными всех улик против полковника, захваченных при аресте.
Я переписал и отредактировал их так, чтобы они выглядели четкими, ясными и немногословными. Прилагательные я оставил только для описания погодных условий 21 июня и цвета чемоданов Абеля. Заявление основывалось на всем, что мне рассказал Абель, особенно на том, что он сообщил мне в пятницу: «Примерно в 7.30 утра в пятницу, 21 июня, меня разбудил стук в дверь. Поскольку
