едва закрыв дверь, услышала стук. Ее сердце замерло от страха. Она принялась озираться.
– Кто? – спросила она, в то же время проверяя, насколько тяжелым был стул в углу: могла ли она поднять его, чтобы нанести удар при необходимости?
– Меня трактирщик послал, – раздался ответ.
– Зачем?
Мужчина по ту сторону подергал дверь, но Элейн предусмотрительно закрыла ее на засов.
– Открой, я принес вещи.
– Какие?
Стул оказался неподъемным, но Элейн вспомнила про шило. Начав судорожно рыться в сумке, она с ужасом услышала, как незваный гость начал ломиться в комнату. Зачем бы трактирщик отправлял кого-то ломать дверь?
– Уходите, иначе мой муж, когда придет, вас зарежет, – заявила она.
Из коридора послышался смех. Вооружившись шилом и кувшином для воды, Элейн подошла к двери и стала осматривать ее, пытаясь понять, защитит ли толстое дерево, чугунные петли и засов от явного недоброжелателя.
К счастью, преграда показалась ему непреодолимой, поэтому мужчина вскоре ушел. Но, перепуганная визитом, Элейн сумела уснуть только глубокой ночью, и сон ее был полным тревог и неясных, но пугающих образов.
В путь она отправилась с рассветом, прихватив с собой немного каши. Постанывая от боли в ногах, Элейн оседлала лошадь, намазала кашей лицо и лишь тогда продолжила путешествие.
Мидленд отличался от Кападонии. Здесь, вдали от гор, земля походила на море с зелеными волнами холмов. Леса были ниже, с густым подлеском и мшистыми пнями. Здания карнаби строили не из темно-серого камня, а из коричневого, а то и красного кирпича. Погода тоже сменилась: воздух казался не таким влажным, более теплым. Солнечный диск с самого утра прокрался на голубой небосклон, согревая свежую листву.
Предместья Нортастера встречали путников прямыми, широкими улицами с палисадниками – перед каждым домом за невысоким забором были разбиты небольшие садики, в которых пестрели цветы, едва проснувшиеся после долгих холодов, цвели кусты и деревья, покрытые светло-зеленой молодой листвой.
Но несмотря на то, как вибрировала и звенела пробуждающаяся природа, Элейн не испытывала восторга. Единственное, что она чувствовала невероятно ярко, – что находилась на чужбине. Все вокруг казалось враждебным. Ощущение усиливалось, поскольку и прохожие, и всадники, едва посмотрев на нее, отводили взгляд. Не сразу Элейн вспомнила, что ее лицо было изрыто «язвами» и «шрамами», которые она сама сотворила из каши. Тогда она, наконец, стерла грим. Здесь, в городе, ей могла потребоваться помощь.
Чем ближе к центру, тем выше становились дома, тем более заполненными людьми и повозками – улицы. Чаще стали попадаться таверны и лавки. Вдоль дороги бродили мальчишки-коробейники.
Из чужих рассказов Элейн знала, что в каждом крупном городе есть ратуша, где трудятся управляющие землями, располагаются советы и суды. Поскольку Ковин был мормэром Нортастера, одного из самых больших городов
